Седьмая чаша - страница 109

— Что — или? Договаривайте.

— Не знаю. Но сложности предвижу немалые.

— Товарищ полковник, разрешите и мне, — попросил Шатев.

— Какие тут разрешения? Да мы все четверо только и ждем, когда нас посетит наконец умная, оригинальная мысль!

— В обеих открытках обращение к жене — «Милая Виргиния», — сказал Шатев. — А Кандиларова утверждает: иначе, как Джиной, муж ее не называл. Лично ее это больше всего и смутило. «Будто не он писал» — вот что она сказала. Давайте задумаемся. Может быть, муж хотел таким образом предостеречь свою жену, а?

— Вот это мысль! — воскликнул полковник Цветанов.

— Если судить по семантическому анализу… — начал было Бурский, но начальство его осадило:

— Не объясняй нам, пожалуйста, что такое семантика. Давай-ка послушаем капитана. Сдается, у него что-то дельное наклевывается.

— Я убежден, что это странное обращение — не случайность. Должно быть, в обоих случаях Кандиларов не смог прибегнуть к открытому тексту. Значит, нечто, — Шатев возвысил голос, — препятствовало ему изъясняться свободно. А может, некто?.. Тогда о каком препятствии конкретно может идти речь? О принуждении, например. Об угрозах. О насилии… И другая странность — подпись отправителя: «П. Христов».

— Что же здесь странного? — удивился полковник. — Любой болгарин в неофициальных письмах прибегает к краткой форме подписи.

— Но он всю жизнь подписывался не иначе, как Кандиларов! Хотя фамилия его и отдает церковным елеем[2], раньше-то он ее не менял. Почему же теперь, в открытках, вместо Петко Кандиларова — какой-то П. Христов?

— Все-таки он из Турции пишет, — сказал Бурский. — Объявляет себя невозвращенцем.

— Ну и что? От турок он скрывается, что ли? — сказал полковник.

— А то, что «со вчерашнего дня» он в Стамбуле, но дату не уточняет, — гнул свое Бурский.

— Не хочет, чтобы установили, когда перешел границу.

— Намекает… да нет, прямо говорит: не намерен, мол, долго задерживаться в Турции, собирается в дальние края.

— Из Турции их обычно в Америку переправляют, а то и в Австралию, — проговорил полковник.

— Или, опять-таки, нас надувают. Вынуждают ничего не предпринимать, пока он не скроется черт знает куда, — продолжал размышлять Бурский. — Чтобы и не пытались разыскивать его в Турции.

— Что еще, капитан Шатев? — немного выждав, спросил Цветанов.

— Еще… Содержание стамбульской открытки кажется мне чересчур сухим. Все-таки любимая женщина, на двадцать пять лет моложе. Кандиларов порывает с ней, может быть, навсегда. А подпись — точно на пустяковой записочке: «Твой П.» Заметьте: в первой открытке все гораздо сердечнее: «Целую тебя. Твой Петко».

Шатев замолчал, и трудно было понять, исчерпал он аргументы или ждет поддержки своих коллег.

— Ну так вот, — сказал полковник, досадливо махнув рукой. Ничто меня не убеждает, что Кандиларов не пьет сейчас шербет на берегах Босфора. И если ни у кого нет более весомых аргументов, то мой вам совет, ребятки: распрощайтесь с пустыми домыслами. Пора передавать дело коллегам из госбезопасности. Оно их заинтересует гораздо больше, чем вас, да и возможностей у них побольше. Глядишь, узнают и где он обретается в Турции, и с кем снюхался, и что поделывает, и куда понесут его ветры эмиграции.

— Лично я не согласен, товарищ полковник, — заявил вдруг Бурский.

— С чем это не согласен? — поморщился полковник. — Что у госбезопасности больше возможностей?

Не очень-то он любил, когда ему перечили так решительно.

— Не согласен, что нужно у нас дело отнимать. Как бы не попасть впросак перед коллегами из госбезопасности.

— Не беспокойся за свою репутацию. Если кто и окажется в неловком положении, так только я… Приказываю: розыск прекратить. Пропавший человек найден. Или вам охота тянуть дело Кандиларова до тех пор, пока не выйдете на пенсию?

Возвращаясь к себе, молчали. Но в душе каждого бушевала буря, и, едва переступив порог кабинета, Шатев громыхнул:

— Ну подумай, что ж это!..

— Николай! — резко осек его Бурский и глазами показал на стажера.

Решением начальника он и сам был недоволен, но его спокойный, выдержанный характер исключал крайности, срывы, а тем более недостойные выражения. Просто в данном случае полковник был прав. Стамбульская открытка достаточно красноречива: в Болгарии следов исчезнувшего нет, так что…