Девушка слушала молча, не перебивая ни словом, ни жестом. Она поглаживала Гнедка по лебединой шее и задумчиво глядела вниз, в одну точку. Но вот вскинула голову, будто стряхивая с себя занимавшие ее мысли, и сказала:
— А ведь могло быть совсем не так. Вам не было б страшно?
Она задала этот вопрос между прочим. Она хорошо понимала, что даже самые отчаянные из мужчин боятся смерти и лишь немалым усилием воли подавляют в себе противный страх. Поэтому не стала ждать ответа, а сказала:
— Говорят, вы не сибиряк. Вам по душе Сибирь?
Дмитрий не слышал этих ее слов. Ему вдруг подумалось, что девушка, если она из Озерной, должна знать беглого арестанта, о котором сообщили из волости. Интересно, кто же он такой, чего хочет, с кем из станичников дружен.
— Иван Соловьев. Такой человек вам знаком?
— Соловьев? Что с ним?
— Бежал из тюрьмы.
— Его поймали? — тревожно встрепенулась она.
Ее короткое, энергичное движение не ускользнуло от внимательных глаз комбата. Он сразу понял, что судьба беглеца девушке не безразлична, и заговорил доверчиво, словно извиняясь:
— Нужно явиться с повинной. Могут простить побег.
— Разве? Вы и скажите ему об этом! По существу вопроса! — явно дразня его, вскрикнула она, посылая Гнедка в улицу.
Озадаченный Дмитрий видел, как Гнедко распластался над высоким пряслом поскотины и, вздымая клубы красной пыли, пронесся вдоль уходящей в сумерки улицы. И только тут комбат подосадовал, что все так получилось. Ведь он даже не узнал ее имени!
Дмитрий решительно повернул к реке и по песчаному берегу, продираясь в густых тальниках, проехал к тому крохотному заливчику, где к воде вплотную подходят станичные огороды. Опахнуло остывающей коноплей и лебедой, к этим запахам примешивалось легкое и сухое дыхание вечерней степи, лившееся по переулку. Он остановил коня и прислушался. С другой стороны острова до него донесся размеренный скрип уключин, затем тишину всколыхнул людской говор, но это было значительно выше по реке, очевидно, на пароме. Вокруг рождались и бесследно пропадали еще какие-то звуки, причину которых было трудно понять.
Тогда Дмитрий по илистому мелководью шагом объехал огороды и оказался на небольшом приречном лугу. Белый Июс здесь делал размашистый поворот, несколько удаляясь от станицы к скалистым горам, за этим-то поворотом ярко виднелось сквозь тальник красноватое, чуть колеблемое поднимающимся с реки ветерком пламя костра. А чуть правее, на подернутой крупной рябью быстрине основного русла реки, покачивались, хлопая днищами, две долбленки, в них, держась за борта, копошились полураздетые люди — готовились к лучению рыбы ночью, когда речную глубь высвечивают факелом, сделанным из бересты, и бьют острогою стоящих в ямах тайменей.
А на травянистом плесе заводи шла рыбалка. Здесь большим бреднем ловили щук. На мокром песке бились черноспинные, верткие рыбины, зубастыми ртами ловя воздух. Значит, будет уха, улова хватит, пожалуй, на два — три дня. Веселое, шутливое настроение рыбаков скоро передалось Дмитрию, он соскочил с седла, присел на корточки и, быстро перебирая руками, принялся сортировать пойманную рыбу: уху предполагалось готовить двойную — сперва сварить всякую мелочь, затем, в том же отваре, — щук покрупней.
А думалось все о золотоволосой девушке с веснушками, так неожиданно ворвавшейся в жизнь Дмитрия. Кто же все-таки она? Зачем ей нужны эти травы? Что за такая странная прихоть? Или девушка всерьез собирается кого-то здесь лечить? Впрочем, не все ли равно! Главное, что она сразу же захватила воображение Дмитрия. Они только что расстались, а ему уже хотелось опять видеть ее, говорить с нею. Почему же он так просто отпустил эту девушку, даже не условившись с нею о новой встрече!
От мыслей о ней Дмитрию было и хорошо, и досадно, что он такой, как медведь, неловкий и застенчивый. Он понимал, что если нравится тебе девушка, то ты должен сразу открыться ей в этом, но одно дело понимать и совсем другое — сделать, казалось бы, совершенно простой шаг. И все-таки она должна знать, что нужна ему и что он совсем не виноват, что все вышло так нелепо.
