Дэнни задумалась и ответила с мягкой улыбкой:
— Ладно! Пусть борода остается. Я люблю тебя такого, Тед, и не хочу ничего в тебе менять. И я ужасно хочу за тебя замуж. Ну… что ты скажешь? Согласен?
— И это все? — Тед облегченно вздохнул, будто он ждал каких-то невыполнимых требований.
Потом он сам признался, что его родители будут очень довольны традиционной свадебной церемонией. Нетрудно было предположить, что Флетчеры и Слоуны имеют много схожего.
— Да, это все, — ответила Дэнни, — с одной только оговоркой: мы будем очень счастливы, наша любовь и брак продлятся один триллион лет…
Саманта Слоун решила отметить свой последний вечер в Нью-Йорке грандиозным загулом в ресторане "Шер Жак". Она обожала все французское: выговор, историю, фильмы и (к ужасу ее матери) кухню.
Правда, Саманта не отказывалась и от итальянской или китайской кулинарии, захаживала в мексиканские ресторанчики и уплетала двойные чизбургеры, смазанные шоколадным кремом. Но именно французская кухня была ее слабостью.
Саманта была одарена от рождения. Одарена в том смысле, что получила от родителей все. Сэм, как ее звали в семье, была и "хорошей девочкой" и "ужасным ребенком", словом, обычной дочерью с полным набором достоинств и недостатков.
Природа одарила ее симпатичной мордашкой, любознательностью и живым нравом. Ей было абсолютно чуждо чувство скуки. И еще: она от рождения была неженка и требовательна к ласке.
Саманта стала лучшей ученицей в Делтоне, родителям виделось ее устойчивое положение в будущем в роли доктора, адвоката или дипломата, если бы не рвущаяся наружу веселость и смешливость, с какими впору делать карьеру комика.
При всех достоинствах девочки у Дэнни были с ней проблемы. Мать и дочь то и дело ссорились. Чувство юмора не всегда спасало Саманту, она была ужасно чувствительна, не переносила критику своих нарядов, прически или манеры гримасничать. Тут же куксилась — так вино превращается в уксус.
Она быстро становилась пампушкой, хотя не была слишком полной, но каждый прием пищи вел к тому. Это было предметом переживаний на фоне стройненьких коренастых девиц ее возраста.
Тед был уверен, что за его дочерью будет волочиться толпа поклонников, и успокаивал Дэнни:
— Это просто детская полнота. Она еще вытянется, ей только семнадцать.
— Почти восемнадцать, — возражала Дэнни. — Она уже не папенькина дочка. Ей нужно срочно худеть, Тед, фунтов на двадцать. А что она будет делать в Оберлине? Поглощать в несчетном количестве французские булки? Сама же комплексует из-за этого.
— Все подростки из-за чего-то комплексуют. Таково свойство возраста, это пройдет. Подожди, природа возьмет свое. И не преувеличивай, она еще ребенок.
Если натура возьмет свое, опасалась Дэнни, Сэм быстро дойдет до двухсот фунтов. И, конечно, Тед во многом прав. Саманта еще ребенок. Ей только семнадцать, она беззащитна и легко ранима. Мать очень волновалась, как Сэм приспособится к жизни в колледже: наркотики, выпивка, беспорядочные связи, оккультизм, вечеринки с изнасилованиями, пьяные водители… Причин для треволнений было множество. Одно перечисление возможных угроз лишало сна. А тут еще Сэм не пропускала на улице ни одной закусочной, не ограничиваясь одним гамбургером.
В доме Дэнни предпринимала некоторые "меры безопасности": она ликвидировала все запасы печенья, крекеров, крема и тому подобного, за столом ограничивала всех в пище. А Саманта возмещала дефицит сладкого в доме походами в голландскую кондитерскую, когда ее родители практически голодали.
Дэнни пришлось сменить тактику.
— У тебя такое симпатичное личико, Сэм. А какая была фигурка! Ты станешь просто очаровашкой, если скинешь несколько фунтов.
На эти причитания следовал обиженный ответ:
— Ты считаешь меня жирнягой, тучной свиньей, горой жира!.. — список неприятных определений она могла долго продолжать.
Наконец, Дэнни призвала на помощь женскую солидарность.
— Я подумываю о том, чтобы организовать гимнастическую комнату, где можно будет каждый день тренироваться. Как ты, составишь мне компанию? Что скажешь, Сэм?
— Нет!
А предложение обсудить проблему веса с терапевтом вызвало почти истерику.
