Взгляд его ожил и загорелся.
– Дружище! – он обратился ко мне. – Посмотрите-ка в зал… Кого вы здесь видите?
Я осмотрелся:
– Ну… вон там политолог сидит еще с кем-то. Я вчера его по телеку видел.
– А там, – он ткнул вилкой, – кинорежиссер. А за тем столиком – видите, обнимаются? – два тоже писателя, и оба поэты. И так дальше, в кого ни плюнь: культурные люди культурно сидят… А почему, как вы думаете?
– Что – почему?
– Почему они сидят в «Сырниках», а не где-нибудь?
Я пожал плечами:
– Может, вы для них скидку делаете? Дисконт или как это называется?
Сыров кивнул:
– Дисконт – это само собой. И подвал, и трубы – все, конечно, влияет. Но главное – что? Главное – мы тут считаем, что культурный процесс неотделим от пищеварительного. Вот в чем наша фишка.
– Может быть, «фишка» в пропорции… – осторожно заметил я.
– Фишка в неотделимости! – отрезал Сыров. – Вы не представляете себе, сколько творческих судеб состоялось в этом подвале… Режиссер пьет с продюсером, поэты друг с другом… Люди искусства идут сюда и находят друг друга. А вы… я хочу, чтобы вы нашли в «Сырниках» писательское вдохновение.
– Я пожалуй, – пробормотал я, – но мне не очень понятно…
– Экий ты брат недогадливый! – подал вдруг голос Дмитрий Павлович. – Напиши покрасивее про все про это… про то, как тут судьбы складываются. Заведению лишний имидж, тебе, глупому, гонорар. Вот и будет пропорция.
– Да, напишите, – сказала Ирка. – У вас получится.
Четыре пары глаз смотрели на меня выжидательно. Отказываться теперь было бы с моей стороны просто свинством.
– Мухтар постарается! – пошутил я. – Выпьем за вдохновение.
Ирка занесла мой телефон в свое устройство, и мы выпили за успех предприятия. Сыров заявил, что по такому случаю угостит нас особым блюдом. Он выщелкнул пальцами официанта и пошептал ему что-то на ухо. Мы ждали минут пятнадцать, и блюдо наконец приплыло на руках самого шеф-повара. Это были тонкие ломтики смуглого мяса в обрамлении изысканных голубых цветов.
– Что это? – воскликнули мы хором.
Сыров сделал паузу, наслаждаясь эффектом:
– Копченая антилопа с орхидеями.
– Антилопа – это круто, – одобрил Дмитрий Павлович.
– Красота какая! – восхитилась Тамара.
– Угощайтесь, господа!
Наколов вилкой орхидею, Сыров отправил ее в рот. И, увидев на лице моем ужас, засмеялся:
– Не бойтесь, писатель, они маринованные!
Отведать орхидеи я так и не решился, но это не спасло меня от расстройства желудка. После ужина в «Сырниках» я провел беспокойную, бессонную ночь. Пищеварительный процесс во мне совершался бурно, и мыслительный был от него неотделим. Каждый очередной толчок в животе давал моим думам новое направление: я то ругал себя литературной проституткой, то прикидывал, как на сыровский гонорар поеду в Европу.
К утру мой кишечник унялся, и в голове понемногу улеглось. Я забылся в подобии сна, но, как оказалось, ненадолго. С постели меня подняла телефонная трель.
– Я не рано?
Звонила какая-то Ирина Кирилловна из «Сырников». Спросонья я не сразу понял, что это вчерашняя Ирка.
– Нам с вами надо составить договор. Ждем вас сегодня с одиннадцати до двенадцати. О'кей?
– О'кей, – отозвался я глухо. – Куда ехать?
Так началось для меня утро новой жизни. Что ж, назвался груздем – полезай в кузов.
Я напоследок посовещался с желудком, умылся, побрился, оросил себя одеколоном и отправился по указанному адресу в «Сырники ООО». Составлять договор.
Сколько раз это слово ласкало мне ухо? Ну… несколько раз. Едешь на метро в издательство, а колеса знай выстукивают: «договор, договор». Если вы не писали книжек, вам не понять, что означает для автора приглашение составить договор. А оно означает, что творенье его не отправится прямиком в ноосферу, но погостит еще здесь, у публики. Оно признано человечеством годным к употреблению, принято в печать, и, быть может, кто-то даже прочтет его. Хотя бы наборщики прочтут и будут друг другу показывать и прыскать в кулак.
Но в то утро, когда я от «Сырников» получил приглашение к договору, творенья у меня никакого не было. Казалось бы, куда лучше: не потрудился еще, а уже где-то ждет тебя бумага, в которой прописью стоит причитающаяся тебе сумма. Но почему-то в метро, по дороге в заветный офис, мне было не радостно. Вагоны бренчали и оглушительно скрежетали на ходу, а машинист то и дело давал во тьму тревожные гудки. Что там мерещилось машинисту, не знаю; я же убеждал себя в том, что мне беспокоиться не о чем. Тем более что таблетки от живота я захватил с собой – на всякий случай.
