— Стой! — закричал он. — Это не…
— ЗАПУЩЕНА ПРОГРАММА САМОУНИЧТОЖЕНИЯ! — взревел динамик.
— Нет! Нет!
Завыла сирена.
— Помогите! Аманда, спаси!
Он обхватил руками ее консоль. Раздался детский вопль, и все замерцало, как в стробоскопе.
Тишина.
Тепло, свет. Ладони и колени упираются во что-то шершавое. Не умер? Он поглядел вниз, себе на живот. Все на месте, только волос нет. И голове холодно. Он осторожно поднял голову и понял, что лежит скорчившись, нагой, в огромной ракушке или пещере с изогнутыми стенами. Ничего опасного поблизости не видно.
Он сел. Ладони были мокрые. Где же Повелители Галактики?
— Аманда?
Молчание. С пальцев тянулись узловатые нити, похожие на белок яйца. Он понял — это нейроны Аманды, вырванные из оболочки неведомой силой, бросившей его сюда. Он, ничего не ощущая, вытер останки о шершавый выступ. Аманда, холодная возлюбленная из долгого кошмара. Но, во имя космоса, куда же его швырнуло?
— Где я? — ответило эхом его мыслям мальчишеское сопрано.
Он резко повернулся. На соседнем гребне сидело золотистое существо с очень добрыми глазами. Оно было немножко похоже на лемура-галаго — гибкое, как покрытое мехом дитя. Он ничего подобного в жизни не видел. Просто мечта усталого, одинокого, замерзшего человека — так и хочется обнять, прижать к себе это теплое, пушистое. И ужасно хрупкое, беззащитное.
— Здравствуй, Галаго! — воскликнул золотистый зверек. — Нет, погоди, это ты должен так сказать. — Он возбужденно засмеялся, обхватив руками петлю толстого темного хвоста. — А я должен ответить: добро пожаловать во Дворец Любви! Мы тебя освободили. Трогай, вкушай, ощущай. Наслаждайся. Восхищайся моим словарным запасом. Тебе ведь не больно, правда?
Существо заботливо вгляделось в его потрясенное лицо. Эмпат. Он знал, что их не бывает. Освободили? Он так долго касался лишь металла, ощущал лишь страх.
Нет, не может быть, это все ему чудится.
— Где я?
Из-за плеча лемура показалось витражное крыло и мохнатая головка. Большие фасетчатые глаза, перистые усы.
— В межзвездной метапротоплазмической капсуле, — пискнула бабочкоподобная тварь. — Не обижай Рэглбомбу!
Тварь взвизгнула и нырнула за спину Галаго.
— Межзвездной? — запинаясь, повторил он. — Капсуле?
Он огляделся с разинутым ртом. Ни экранов, ни циферблатов, ничего. Пол на ощупь не прочней оберточной бумаги. Неужели это звездный корабль?
— Это звездный корабль? Вы можете отвезти меня домой?
Лемур захихикал:
— Слушай, хватит беседовать со своими мыслями. Я пытаюсь с тобой разговаривать. Мы можем отвезти тебя куда угодно. Если тебе не больно.
Бабочка выглянула с другой стороны лемура.
— Я летать туда и сюда! — пронзительно запищала она. — Я первая звездная лодка, что уметь рамплиг, правда же? Рэгл-бомба сотворить живую капсулу, видишь?
Бабочка вскарабкалась лемуру на голову.
— Здесь все живое, видишь? Протоплазма. Ведь то место, где Аманда, оно поэтому, да? Потому что мы? Никогда нельзя рамплинг…
Лемур потянулся к бабочке, схватил ее за голову и бесцеремонно стянул вниз, словно крылатого щенка. Бабочка, зажатая вверх ногами, продолжала созерцать его. Он понял, что и бабочка, и лемур ужасно застенчивы.
— Телепортация, вот как это называется по-вашему, — сообщил лемур. — Рэглбомба телепортирует. Я в это не верю. То есть ты в это не веришь. Ой беда-беда, огорчение, какая смешная эта ваша грамматика.
Лемур обворожительно улыбнулся и развернул черный хвост:
— Познакомься с Мускулом.
Он вспомнил, что «беда-беда, огорчение» — так говорили в его детствё. Совершенно очевидно, что все это ему снится. Он спит. Или умер. Тысячи унылых миров, и ни на одном ничего подобного. Главное, не просыпайся, сказал он сам себе. Продолжай спать и видеть сон о том, как пушистые эмпаты везут тебя домой в бумажном кульке, движимом силой мысли.
— Бумажный кулек, движимый силой мысли! — повторил лемур. — Это прекрасно!
Тут он заметил, что развернувшийся лемурий хвост глядит на него ледяными серыми глазами. Не хвост. Огромный боа-констриктор потек к нему, всплывая на гребни, низко неся клиновидную голову и пристально смотря глаза в глаза. Кажется, сон принимает дурной оборот.
