Посреди ночи он проснулся от боли и какое-то время лежат, глядя, как высоко, выше боли, мчатся сквозь туманы звезды. Взошли луны. Внизу по волнистому серебряному морю бродили облачные тени. Сверху нависал Кливорн. Кливорн держал крепко. Он теперь и сам принадлежал Кливорну, жил жизнью горы, смотрел ее глазами.
За скалистым гребнем парили эфемерные туманы, а свет лун играл на ветвистых рогах. Целый лес ветвистых рогов — это брели через ночь создания Кливорна. Облака сначала струились над головой, потом пропали. Неумолчно стенал ветер, переплетая летящие обрывки облаков.
Свет лун поблек и сменился розово-белым сиянием. Подали голос птицы. Где-то рядом с логовом некто, пахнущий мускусом, жадно напился из источника, чирикнул и убежал. Эван шевельнулся. Боль теперь охватила его целиком, лежать неподвижно больше не было сил. Он выполз в бледно-розовый рассвет, надеясь, что снаружи будет тепло, и снова испил воды Кливорна, опираясь на скалу.
А потом медленно, с инстинктивной осторожностью огляделся. Сквозь монотонные стенания ветра доносился какой-то вой. Все громче и громче.
Внизу в облачном потоке открылась прореха. Стали видны залив и полуостров за ним. С полуострова вверх тянулась ослепительная розово-золотая игла. Корабль. Под ним клубилось маленькое облачко пара.
Прямо на глазах корабль плавно скользнул вверх, все быстрее, быстрее. У него из горла вырвался похожий на зов крик, но все без толку. Залив снова скрыли облака, а когда они разошлись, полуостров был пуст. Вой стих, теперь стенали лишь ветра Кливорна. Его покинули.
Сердце охватил холод. Теперь он действительно окончательно потерян. Мертвец. Смертельно свободен.
Голова казалась странно легкой, а внутри теплилась какая-то скудная энергия. Справа и сверху виднелось нечто вроде уступа, ведущего к наклонному скальному щиту. Сможет ли он идти дальше? В сознании навязчиво крутилась мысль — что-то про овцу, которую нужно убить. Потом мысль пропала. Он понял, что снова лезет вверх. Очень похоже на сны о полетах. Вверх, без усилий; главное — ни обо что не задевать и дышать, не выпуская засевшую в боку боль. Ветер дул вверх, помогая двигаться.
Он добрался до скального щита и теперь в буквальном смысле карабкался вверх. Вытянуть руку и ухватиться, подтянуться, подтянуть ногу, толкнуться. Несколько шагов вдоль расщелины, почти уткнувшись лицом в серое, покрытое лишайником лицо Кливорна. Он, как дурак, ласково похлопал но скале, и едва удержался, чтобы не сорваться. Вытянуть руку и ухватиться. Подтянуться. Подтянуть ногу. Как это ему удалось забраться так высоко? Зацепиться рукой. Левая рука плохо слушается. Он заставил ее сжать камень и почувствовал, как по боку стекает что-то теплое. Подтянуться.
Скала изменилась — стала не гладкой, но странным образом кристаллообразной. Он порезал щеку. Вулканические породы, превращенные ветрами и льдами в фантастические уступы.
— Теперь я выше линии великого оледенения, — прошептал он в расщелину-желоб, уходившую ввысь совсем рядом, и его шепот слился с порывом ветра.
Все казалось невероятно четким и ясным. Наверху рука за что-то зацепилась.
Он сердито нахмурился. Там же ничего нет. Дернул. И что-то почувствовал. Теперь он видел, что оказался на маленьком аккуратном выступе. Неумолчно завывал ветер. По телу пробегали яркие серебристо-золотые пятна света. Солнце успело подняться высоко и теперь светило над облаками. Рука по-прежнему была зажата над головой. Странно.
Он напрягся изо всех сил, подтянулся.
Голову и плечи тряхнуло до звона в ушах. А потом все кончилось — он висел на Кливорне, широко раскинув руки и ноги, стараясь побороть нестерпимую боль. А когда боль отступила, увидел, что вокруг ничего нет. Что же такое? Что произошло?
Он пытался связно мыслить, превозмогая боль. Решил, что это галлюцинация, а потом вдруг увидел, что скала перед глазами совершенно голая — никакого лишайника. Она казалась странно гладкой и почти не изъеденной ветрами.
Что-то, видимо, защищало ее — долгие-долгие годы. Это что-то сначала не давало ему двигаться вперед, а потом вдруг исчезло.