Мийша всмотрелся в горизонт. Да! В надвигающейся стене виднелись просветы. Множество тварей еще ползли по мелям, но это не имело значения. Основная волна позади. Пусть приблизятся, пусть встретят огонь, повернут! Стена выстоит, думал Мийша, не чувствуя бегущих по щекам слез. Молодые боги победят.
К ночи все будет кончено. Поселение уцелеет.
И он будет им не нужен.
В оцепенелом затишье среди несмолкающего гула Мийша ощутил слабое движение в мозгу, серебристое просачивание надежды. Он им не нужен. Он свободен! Свободен уйти с нойоном к вечной жизни среди звезд… Он с яростью заглушил эту мысль.
Будет еще время…
…И тут снизу донесся треск, оглушительный даже на фоне адского гула. В воздух взметнулся облачный столб.
Мийша вскрикнул и заковылял к обрыву, чтобы заглянуть вниз.
Из проломленной крыши на него смотрели два исполинских глаза. Голова самца. Снизу валил пар. На земле лежал юноша. Голова, толкаясь короткими ногами, вылезла наружу. Павел и еще один юноша вбежали в пар, и столб уменьшился, превратился в струйку.
Подбежал мужчина — доктор Лю — с бутылью в руке. Павел схватил ее и бросился за исполинской головой, которая выписывала круги, приближаясь к генераторной будке. Павел, ловко уворачиваясь от семенящих ног, подскочил к огромной — с дверь — ране, к которой сходились конечности. Плеснул жидкость, отскочил. Голова забилась, полетели обломки кирпичей. Когда пыль осела, голова уже была неподвижна. Жидкость сожгла ее ганглии.
Однако под сломанной крышей находился главный котел генератора.
Лазер… у лазера теперь остался только аккумулятор.
Мийша лихорадочно вспоминал параметры запасного котла, от которого они заряжали аккумулятор. Слишком слабый, слишком медленный.
Он заторможенно повернулся к морю. Горизонт стал гораздо ближе: только отдельные группы тварей, по обе стороны от них все чисто.
Но с дальних мелей, прямо впереди, надвигалась плотная фаланга. Мийша смотрел, тряся головой; боль пронзала его насквозь. Живая гора качалась, вздымалась и опадала. Она по-прежнему держала курс прямо на стену. Мийша оглядел срубы, дымящиеся костры. Ребята под водительством Павла срывали с крыш солому. Для факелов, значит.
Когда лазер отключится, им конец.
Он им нужен.
Умри, надежда… Утрата разрывала сердце, лицо кривилось от боли. Я должен умереть.
Но этого было недостаточно.
Мийша понял, что должен этого захотеть. Убить предательскую надежду, затоптать всякий ее след, направить на задачу все свое существо, иначе ничего не получится.
Потому что он знал, что побуждает нойона к действию. Его, Мийши, острая потребность. Только когда он желал всем своим существом, безраздельно, нойон исполнял его просьбу. Он должен пожелать этого, и только этого, каждой клеточкой тела и души, как прежде.
Но как я могу, в отчаянии думал Мийша, не слыша гула, не видя пламени и разрушений. Человек способен войти в огонь ради спасения детей, отвернуться от вечной жизни ради выживания близких. Но здесь поступка мало; Я должен захотеть всей душой. Рыдание искривило рот. Нельзя, нельзя требовать от человека, жалкого двоедушного существа, чтобы он всем сердцем пожелал смерти. Выбрать между родом и своей жизнью — искренне? Если бы только нойон не показал ему…
— Не могу, — прошептал он. — Не могу…
…И внезапно любовь нахлынула снова, поднялась из самого глубинного, самого ^тайного колодца. Мир вернулся… вернулись любимые! Он чувствовал, что, наверное, справится; Да, справится! Исступление нарастало, а с ним — безраздельная потребность. Что проку от звезд, если впереди — вечное сознание, что ты бросил своих?
Сквозь туман Мийша различил, что новая группа тварей движется к стене.
— Я спасу вас, — хрипло сказал он воздуху. — Последнее желание для тебя, Мели.
Все другие мысли исчезли.
Закусив от боли губу, Мийша повернулся к дереву, на котором висел нойон. Волна нежелания поднялась в нем, почти физически отталкивая от дерева. Мгновение он медлил, потом вспомнил, что это: защита нойона, преграда, оберегавшая его даже от мальчишек из поселения.
— Нет, нет, — сказал Мийша, открывая сознание. — Позволь мне, это необходимо.
