Ну, насчет самоконтроля возражать не приходится. Ведь когда-то сам Пушкин призывал друга к самоконтролю и опасению еще более нехорошей болезни:
И то-то, братец, будешь с носом,
Когда без носа будешь ты.
Но как жаль, что Игорь Леонидович Волгин в молодости болел только стихами и, как видно, не сподобился подхватить интересующую его болезнь, хотя шансы, возможно, и были. А если бы подхватил, глядишь, достиг бы такого «духовного самоопределения», что тоже выбился бы в классики.
Далее литературовед фиксирует наше внимание на том, когда именно гения навсегда покинул Эрос. Но странно, автор почему-то не говорит, на что, в смысле духовном и творческом, это подвигло великого писателя земли русской. Или ни на что? А почему? Допустим, помянутая пьеса «Живой труп», написанная, когда Толстому было уже за семьдесят, не явилась ли как раз итогом отлета Эроса? Ведь очень похоже: Федя Протасов бежал от жены, притворился трупом!
А однажды, в передаче телевидения «Апокриф», которую ведет известный писатель еврофейской культуры, профессор Волгин даже поведал нам о том, как всемогущий и бесстыдный Эрос в некий час настиг гения аж в сапогах. А годы-то были уже пенсионные. И об этом — по телевидению! Для всего народонаселения державы, включая школьников и ветеранов войны, которым опасны любые стрессы. Да не пригласить ли Берлускони в МГУ заведовать кафедрой русской литературы? Он все-таки своих 35 любовниц, стесняясь публичности, скрывал.
Того, кто читал прекрасные книги великого писателя, знает его биографию, но не осведомлен об эротической стороне его жизни и не интересуется ею, Ю.Королев обвиняет в «непростительном невежестве», ибо все это «зафиксировано в записях и Толстого, и Софьи Андреевны, и Маковицкого, и Гольденвейзера и широко известно». Да, широко, но в узких кругах, особенно — в кругах толстоведов, ибо люди предпочитают читать сами художественные произведения писателя, а не дневники, не переписку его или жены, Маковицкого или Гольденвейзера. Вот, допустим, четырехтомник Маковицкого, каждый том страниц по 500 большого формата. Кто, кроме толстоведов, будет его читать? Тираж 15 тысяч экземпляров. И вполне достаточно. Нет нужды в дальнейшем просвещении народа на сей счет.
В. Королев уверен, что Волгин устно и письменно «касается всех этих рискованных сюжетов с поразительным тактом, преграждая путь той пошлости, которая все больше овладевает нашей массовой культурой». Да, вот кинорежиссер В. Хотиненко и его коллеги уже и Достоевского в постель уложили. Ведь ложился же он в постель не один? Ложился. Почему же не показать? Свобода, блин, свобода!
Но в чем же такт в писаниях и телевыступлениях И. Волгина? Где его преграда на пути пошлости? Нет ответа. А не больше ли такта в воздержании, которое проповедовал Толстой, в данном случае — в воздержании от копошения в семейном белье, от подглядывания в щелочку. Ведь все эти «рискованные сюжеты» — не более как именно щелочка в жизни и творчестве великого писателя.
Скажу о себе. О том, например, что приписывают Чайковскому, я узнал от покойного однокурсника Григория Поженяна, когда мне было, пожалуй, лет двадцать пять. И никогда не верил, хотя слышал о письмах, будто бы подтверждающих сей факт. И вот, 30 июня этого года на страницах «Комсомольской правды» президент Московской психотерапевтической академии профессор Михаил Буянов, профессионально и обстоятельно изучивший вопрос, поведал, что никаких писем не существует, что все это вранье, которое распустила студентка консерватории Пургольд, упорно мечтавшая женить на себе Чайковского; но он успешно избег ее пылких объятий.
Успехи сексуального литературоведения, естественно, радуют не всех. Профессор того же МГУ Владимир Линков в интервью «Толстой и сегодня неудобен и государству, и церкви» (лучше бы не «государству», а «власти»), напечатанном 29 августа в «Московских новостях», усмотрел у Волгина попытку «дискредитировать Толстого как личность». Это, конечно, слишком, и вызвало решительный, язвительный и зубодробительный отпор помянутого Юлиана Королева. Он считает, что В. Линков — «провинциальный фокусник, грозным партийным слогом изрекающий смехотворные вещи и приписывающий оппоненту свои ночные кошмары», что его интервью— «сочетание литературоведческой унтер-пришибеевщины с ханжеством позднесоветской эпохи». Это именно пришибеевщина в натуральном виде и есть. Да еще с таким довеском: «В результате такой «дискредитации Толстого» заметно расширился круг тех, кто кровно почувствовал и полюбил автора «Анны Карениной». Кровно! То есть мы, дескать, и сами знаем эти сапоги Эроса. И с нами самими бывало такое, и в галошах даже, и в противогазе…
