Богатыри недоуменно переглянулись.
— Что смотрите друг на друга? Думали, секрет ваш никто не узнает? Что вся силушка молодецкая в мечах-саморубах находится? Что печенегов проклятых не вы били, а мечи, которые вы знай себе за рукояти держали да почесывались?
Богатыри недовольно засопели и стали кидать на неизвестного убийственные взгляды.
— И кто же вы теперь без саморубов? — продолжал измываться незнакомец, — Вымахавшая здоровая орясина, чуть посильнее обычного мужика. А представляете, что будет, когда об этом сам царь узнает? Какой тогда кипиш подымется…Богатыри — обманщики! Богатыри — обманщики! — петушиным голосом прокричал в сложенные лодочкой руки незнакомец, вероятно изображая тот самый кипиш.
Богатырей пробрало, а Алеша даже тихонечко заплакал — по праву самого младшего.
— Чего…тебе…надо? — тяжело процедил Илья.
— Мне вашей помощи надо, — развел руки неизвестный, легко соскочил со стула и сделал несколько шагов вперед.
Богатыри обомлели. Что, в принципе, неудивительно — вид неизвестного кого угодно мог вогнать в долгий ступор, а бабу — в продолжительный обморок.
Длинные золотистые волосы падали на лицо, скрывая его от взглядов людей. Но все же, сквозь путаницу шевелюры, пусть с трудом, но было видно тонкое, словно девичье, лицо с грубыми, однако, мужскими губами. Правая половина губ была чуть приподнята в вечной насмешке, а левая, напротив, опущена. Небольшой нос с горбинкой у переносицы резко взлетал вверх — к надбровным дугам и упирался в один-единственный глаз. Глаз был больше чем у обычного человека и по размерам находился между сливой и яблоком. Кроме того, глаз этот постоянно и неотрывно смотрел в одну точку, словно проникая куда-то много дальше, чем можно было себе вообразить. Ко всему прочему, глаз еще и постоянно менял свою окраску — то зеленый, то голубой, то карий…Спектр цветов его был столь велик, что за одну только возможность взглянуть на это буйство цвета, переплетение красок и создание непредсказуемых палитр, все художники отдали бы любые свои сокровища.
— Это же Лихо! — почему-то обрадовался Добрыня, — Настоящее Лихо! Ребят, это оно…
— Это оно наши саморубы утащило! — резко погасил радостный настрой любителя всякой нежити и нечисти Илья.
— Рад, что меня по-прежнему узнают, — шутливо поклонилось Лихо, приложив правую руку к груди. Руки у Лихо, кстати, тоже были разными. Правая — явно мужская — она и поздоровее будет, и растительности на ней побольше… А вот левая — тоненькая и хрупкая, девичья, словно и не рука, а ивовая веточка.
— Так что ты там говорил насчет помощи? — как можно суровей спросил Илья.
— Да…да-да-да! — хлопнуло себя по лбу Лихо, — Мне нужна ваша помощь.
— Это мы уже слышали, — мрачно изрек Алеша.
— Не перебивай старших, — назидательно покачало головой Лихо, — Так вот, мне нужно кое-что достать, но сам я этого сделать не могу, поэтому и прошу вас.
— Видно, о «просьбе о помощи», у всех разные представления, — опять влез Алеша.
— Я же тебя попросило! — раздраженно цыкнуло на него Лихо, — Сейчас вообще уйду, а вы ищите свои саморубы за тридевять земель в тридевятой куче лома! — и, дождавшись, пока Илья с Добрыней не надают Алеше оплеух, невозмутимо продолжило, — С одной стороны, просьба несколько необычная. Но, с другой — и не трудная. Принести то, не знаю что, я требовать не буду. Я вам не сумасшедший царь, сбрендивший на старости лет. Но и награду свою вы за помощь получите. Скажем, как вы смотрите на то, чтобы я заговорил ваши мечи так, чтобы никто больше (кроме вас, конечно) до них не то что притронуться…посмотреть не смог, а?
— М-м-м…заманчиво, — выдавил Илья, — Только где гарантии, что ты их, во-первых, вернешь, а во-вторых заговоришь их как обещаешь, а не наоборот — чтоб мы сами собственные мечи взять не могли?
— Обижа-а-аете, — покачало головой Лихо, — Между прочим, даже у нечисти есть Честное слово, нерушимое и невозвращаемое. — Лихо обиженно вскинуло голову. Диковинный глаз блеснул ярко-оранжевым светом.
— Да? — ухмыльнулся Алеша, — А чего тогда ты его нам не дал?
— В самом деле? — делано удивилось Лихо, — Ну…наверно, забыл. Вы же тут меня перебиваете все, слова сказать не лаете! — оно кинуло в сторону Поповича полной ехидства взгляд, — Честное Лихачье!
