– Господин председатель, – вмешался Хитч. – Прежде чем мы продолжим, я хотел бы сделать заявление. – Произнося это, он размахивал своей сигарой, словно дирижерской палочкой, будто стараясь накрыть облаком густого табачного дыма как можно бо́льшую территорию. Конгресс предыдущего созыва, где республиканцы имели большинство в обеих палатах, отменил запрет на курение. Хитч поплевывал на него даже тогда, когда оно было в силе. Он представлял в Конгрессе штат, производящий табак. И делал это весьма энергично.
Тавиш согнал с лица недовольное выражение и кивнул.
– Слово предоставляется заместителю председателя.
– За все годы моей общественной деятельности я никогда, никогда не видел такого откровенного и беспардонного разбазаривания времени и денег налогоплательщиков, – начал Хитч, ткнув сигарой в сторону свидетельского места и одарив доктора Вильсона самым зловещим из своих взглядов. Вильсон никак на это не отреагировал – сидел себе, вполне в себе уверенный и довольный собой. – И это о чем‑то да говорит, потому что все мы знаем, что в этих стенах имели место действительно выдающиеся случаи как первого, так и второго. – Последовавшая за этими словами пауза было призвана заставить репортеров хотя бы сделать вид, что они слушают сенатора. Увидев, как на трех камерах зажглись красные огоньки, он счел это достаточным и продолжил: – Доктор Вильсон, у вас достало дерзости нагло явиться сюда и заявить, что вы походя уничтожили всю организованную преступность в нашей стране?
В улыбке Вильсона сквозила больше, чем самонадеянность. То была уверенность человека, которому никогда не нужно проверять, застегнута ли у него ширинка, и для которого все в мире случается к лучшему. Улыбка эта стала венцом его усилий по самоконтролю. В своей обычной манере он просто помер бы со смеху. Его нисколько не беспокоили ни предстоящие слушания, ни сам сенатор от оппозиции.
– Не совсем так, сенатор, – ответил Вильсон. – Я, персонально, не уничтожал всю организованную преступность в нашей стране. Однако, – поспешил он уточнить, прежде чем Хитч разразится новой тирадой, – именно на мне лежит ответственность за ее исчезновение. Именно я создал механизм, сделавший это возможным.
– Не вижу разницы, – заявил Хитч.
– Я здесь как раз для того, чтобы ее объяснить, – заметил Вильсон. – Комитет уже ознакомился с представленными мною данными. Именно они заставили сенат столь поспешно созвать эти слушания, несмотря на то, что кое‑кто счел меня сумасшедшим.
Председатель откашлялся.
– Это правда… то есть, внеочередные слушания действительно были созваны после ознакомления с представленными данными и в связи с тем очевидным фактом, что организованная преступность в течение нескольких последних недель фактически прекратила свою деятельность. И, боюсь, одних только заявлений здесь недостаточно. – Председатель взглянул на Хитча; тот нахмурился еще больше. Он еще многое хотел бы сказать о том, насколько глупо тратить время на выслушивание рассказов свидетеля о машине времени , которую он якобы изобрел, но глава республиканской фракции в комитете уже кивнул, соглашаясь с замечанием председателя.
– Доктор Вильсон, – снова заговорил Тавиш, – полагаю, вы готовы зачитать свое заявление?
– Да, сэр, – ответил Вильсон.
– Начинайте, доктор.
– Спасибо.
Вильсон положил текст заявления перед собой и начал читать:
– Меня зовут Вильям Дж. Вильсон‑младший. Я имею две докторские степени – по физике и математике. В настоящее время у меня постоянный контракт с физическим факультетом Чикагского университета. – В течение нескольких минут Вильсон предъявлял свидетельства своей профессиональной состоятельности, потом прервал чтение.
– Господин председатель, следующего абзаца нет в тексте заявления, который я вам представил, но я хотел бы, с вашего разрешения, его огласить.
Тавиш кивнул. Он надеялся, что все, что может сказать сейчас Вильсон, разозлит Хитча гораздо больше, чем его самого.
– В течение нескольких последних десятилетий, – заговорил Вильсон, скользя взглядом по лицам членов комитета, – ученым становилось все труднее и труднее добывать средства на свои исследования, пусть даже самые перспективные и – потенциально – прибыльные. Успех исследователя стал в большей степени определяться умением находить деньги, а не научной квалификацией. Особенно заметно это стало после промежуточных выборов 1994 года.
