Здесь мы рассмотрим только не собственно художественную составляющую сайта: разделы «Города мира…» и «Приложения».
Петр Киле – писатель, судя по всему никогда не бывавший за границей (как и Пушкин, Булгаков, с Мастером которого он себя отождествляет). Помимо Петербурга, Москвы и родных мест (сельских), остальную Россию он видел из окна поезда до Хабаровска, что с одной стороны, позволило ему говорить о том, что он ее видел всю, знает и любит, а с другой – не вызвало потребности посещать какие-то российские места специально. Очень любопытен его рассказ о восприятии «Евгения Онегина» (к вопросу адаптации русской классики на инонациональной почве): «деревню, где скучал Евгений», он представлял как свое родное село, и Пушкин органично входил в его сознание. Вместе с тем Петр Киле обладает замечательной особенностью, свойственной многим поэтам и писателям ХХ века, воспринимать город как текст, «читать» город, гуляя. «Я слишком много часов, дней, лет провел тэт-а-тэт с городом, чтобы он не вошел в мое творчество, наполнив его устремлениями, породившими его, ныне осознанными как ренессансные» >[20]. Это порождает не только странные встречи в Петербурге как основные сюжетные ситуации его прозы, но и внимание к описаниям городов, где он «не будет никогда», но в которых сосредоточена мировая культура. И тем примечательнее, что он не отделяет их от описания сложных природных объектов: Севилья – Облака – Цветы Эллады – Озеро Байкал – Париж. Площадь Согласия – Брюссель – Река Амазонка – Путешествие в Нью-Йорк… и т.д., – так выглядит содержание раздела, вплоть до снимков планеты из космоса. Здесь опять же всеобъемлющий взгляд. Наше время позволяет увидеть весь мир, не отходя от монитора, новая версия «сентиментального путешествия» в пределах одной комнаты. Эта «всемирность» отразится и в художественных текстах Киле постсоветского периода, герои которых покинут Санкт-Петербург.
Похожее содержание и у следующего блока раздела – «Дневник Li.ru», где собрано «всё самое занимательное из Дневников LiveInternet – цитаты, сообщения», но с большим вниманием к деталям, а помимо пространств как объекты внимания фигурируют также картины и люди. Это своеобразная мозаика мира, виртуальная коллекция музеев. Петр Киле показывает, что советское «хочу все знать» должно быть писательской установкой, нормой. Искусство синкретично для творческой личности, все феномены мира плавно перетекают друг в друга.
Два других блока – «Дневник писателя» и «Дневник дерзаний и тревог» заслуживают самостоятельного исследования, как феномен творческой рефлексии.
Необычайно интересный (и, к сожалению, очень краткий) текст содержит завершающий раздел – «Notes»: «Из записных книжек». Это несколько записей, датированных 1968 годом – о прочитанных книгах и о собственной литературной работе. Содержится здесь и очень важная информация для разрешения загадки ухода от нанайского: «Может быть, я потому потерпел фиаско с этим годом, что писал на нанайскую тему. Та жизнь затягивает, как болото, – масса ощущений, масса мыслей, масса картин, – жизнь, а искусства нет. (Нет формы?)». Фундаментальная проблема соотношения искусства и «жизни» в произведении всегда волновала П. Киле и решалась им для себя в пользу искусства: искусство важнее всего, а жизнь должна ему соответствовать. Более того, книги, совершенные с точки зрения искусства, но с неприятной ему жизнью, отбраковывались им («Анна Каренина», Пруст, Фолкнер и др.). С таким подходом, «этническое», сколь бы близко в быту оно ему ни было (рыба как основная нанайская пища и др. – оно проговаривается, сквозит в записях документального характера), неизбежно вытеснялось как то, чему не было аналогов в великом искусстве и что, соответственно, искусством не могло стать, несмотря на титанические усилия. Детское, родное осталось дорогой какой-то глубине натуры жизнью, по возможности (до невозможности) опосредованной великими образцами (античность, русская классика и др.), но должно было уйти во имя подчиняющей жизнь идеи. Трагическое заблуждение автора? Возможно. Эта проблема требует дальнейшего исследования и проработки.
