Командующий артиллерией дивизии полковник Исакович, с крупным носом и твердым подбородком, нахмурившись, смотрел на лейтенанта.
— Я вам уже говорил, товарищ полковник, — тихо сказал Оверьянов. — Пользуются молодые лейтенанты моей мягкотелостью. Человеческого обращения они не понимают. Хуже солдат! Пропьянствовали два дня… Не все, конечно. Это Казаков, один из главных пьяниц, заводила.
— Вы где отсутствовали двое суток, лейтенант? — загремел полковник. — У вас сегодня боевые стрельбы! Где вы пропадали, какое преступление совершили?! Откуда я знаю, может, вы людей убивали! Сколько человек вы убили, лейтенант? Отвечайте!
— Не кричите! — прошипел Казаков, косясь на строй. — Я убил восьмерых!
Полковник смотрел налитыми кровью глазами.
— Вы падшая личность, лейтенант! — на лице его было презрение. — Идите в строй!
Исакович повернулся к Оверьянову.
— Примерно накажите его! Кто еще отсутствует?
— Гранина и Батова нет, товарищ полковник…
— Гном на три часа раньше тревогу объявил, — прошептал Коровин Казакову. — И что у них всех за мания, комедию перед строем ломать! Онанисты какие-то…
Капитан Алексеев незаметно подтолкнул его плечом, молчи уже, допрыгались…
— Сегодня обслуживает стрельбы батарея Алексеева! — громко объявил Оверьянов. — В первый день должны отстреляться комбаты, завтра командиры взводов! По машинам!
Через поляну тяжело бежали Гранин и Батов…
Батарея развернулась безукоризненно. Полковник, майор и командиры батарей стояли в стороне, возле машин взвода управления, наблюдали. Даже издали было видно, как доволен Алексеев — потирал руки, суетился больше обычного.
Быстро расчистили снег вокруг минометов, сделали брустверы. В сторону наблюдательного пункта удалялись фигурки связистов — тянули телефонную связь.
Исакович с офицерами уехали на наблюдательный пункт.
Коровин с Курко, окруженные солдатами, с проклятиями пытались отвинтить с мины предохранительный колпачок. Казаков беспокойно топтался возле телефона.
— Что вы там мудохаетесь! — кричал он.
— Да пошел ты… — нервничал Коровин, красный от напряжения, на коленях стоя в снегу.
Колпачок не откручивался.
Из подъехавшей машины выпрыгнул Кушник, смущенно улыбаясь и делая руками успокоительные знаки.
— Вот, Оверьянов прислал… Не волнуйтесь, я мешать не буду, твою мать со смыком, посижу в сторонке…
Чего волноваться, понятно, Оверьянов отправил тебя с НП, чтоб глаза не мозолил. Боится, оскандалишься со стрельбой перед Исаковичем, вот и разыграл беспокойство, поезжай, мол, посмотри, как бы молодые лейтенанты там не наделали чего…
Курко радостно заорал и поднял над головой отвинченный колпачок.
— Не могли раньше сказать, кретины! — орал он, — Колпачок с правой резьбой, а мы думали, что он, как у людей, с левой!
И почти сразу же закричал телефонист.
«Прицел…! Ориентир…! Заряд третий! Первый миномет, одна мина! Огонь!»
Казаков поспешно схватил шнур.
— Первый выстрел я сделаю! Разрешите, ребята!
Мина мягко скользнула в ствол. Наводчик последний раз посмотрел в прицел.
— Рты откройте! Огонь!
Корректировал стрельбу Алексеев и, судя по быстроте команд, стрелял удачно. Когда же телефонист передал: «Батарея, шесть мин, беглый огонь!», поняли, капитан накрыл цель. Шесть минут, молодец! Телефонист крикнул:
— Капитан благодарит батарею!
Солдаты обрадованно запрыгали. Лейтенанты заулыбались.
Потом стрелял Оверьянов, хорошо стрелял, ничего удивительного, стрелять он умеет. Синюк израсходовал много выстрелов, но все же, видно, выкрутился. «Батарея, отбой!» — передал по телефону майор…
Не выходя из машины, полковник Исакович подозвал лейтенантов.
— Поздравляю вас с первой боевой стрельбой! Справились хорошо! Завтра продолжим! — Полковник посмотрел на Казакова. — Я снимаю взыскание, лейтенант!
В столовой Оверьянова позвали к телефону. Возвратился он быстрым шагом.
— Тревога всем батареям! — озабоченно сказал майор. — Быстро, выезжаем через полчаса! Китайцы начали военные действия на Уссури! Ничего пока не известно… В полку боевая готовность номер один. Командир приказал немедленно возвращаться…
