Полковник положил указку.
— Теперь перейдем к делам житейским. С завтрашнего дня всех губарей на уборку территории! Командиры рот и батарей! Чтоб на гауптвахте было достаточно арестованных! Все помойки и свалки очистить! Все говно в уборных убрать, подойти к ним страшно! Пока все мерзлое, действуйте ломами! Вы представляете, что будет, когда эти кучи растают?!
Тут чуму и холеру ждите! Не хватит губарей, строевые роты будем посылать! Территория должна быть очищена! Горе тому, кто отнесется наплевательски к этому моему приказу! Все!
Командир полка хитро прищурился.
— Нет, не все! Что ж вы, молодые лейтенанты, мне, старику, не напоминаете? Что я вам по приезде-то говорил? Жен везти надо! И не откладывая! Все, кто желает в отпуск, — пожалуйста! Хоть с завтрашнего дня. Я подписываю отпускные документы вне очереди!
Коровин нетерпеливо ерзал на стуле. Только он получил в кассе отпускные, как слонявшийся по коридору майор Оверьянов пригласил заглянуть на минутку к нему в кабинет.
Сейчас майор разговаривал по телефону.
«Разберут всю водку на „Б“, — беспокоился Коровин, — не втолпишься».
Оверьянов положил трубку.
— Вот какие дела, Коровин, — задумчиво начал он. — Как ты смотришь, чтоб назначить тебя старшим офицером к Алексееву?
— А Казаков? — удивился Коровин. — Он же старший офицер, куда его?
— А его во второй батальон, на место Гранина, а Гранина к вам… Я хочу сделать из вашей батареи образцовое подразделение. А Казаков пьет, да и скомпрометировал себя перед солдатами в Белогорье.
«Не так он пьет, как тебе мешает пить и куролесить перед строем, Гном падлючий», — подумал Коровин и сказал:
— Неудобно все-таки…
— Ты подумай о будущем, — сказал Оверьянов. — Казаков ничего не потеряет, он останется старшим офицером, только в другой батарее. А тебе надо после службы хорошую характеристику. Я ее тебе обещаю, ты парень серьезный. Да и денег будет, хоть не много, но больше… Ну что, согласен? Я тогда скажу Белоусу, что все офицеры настаивают на переводе Казакова. Да никто и знать не будет, ты не беспокойся… И не сейчас это, а после отпуска, через два месяца…
Откажусь, так он и меня будет грязью поливать, размышлял, глядя в окно, Коровин. Напишет в характеристике что захочет, а что на работе скажут? Но вообще-то, может, это и справедливо, я стреляю лучше Казакова, что ему, не все равно, в какой батарее…
— Ладно, товарищ майор, я согласен…
Настроение было лучше некуда!
Завтра по домам, до лета не увидят это свинство! Панкин разливал водку, мечтал вслух, как встретится с женой, как сразу же пригласит друзей, будет смотреть каждый день хоккей по телевизору…
— Я вот все думаю, — сказал Курко, — сколько здесь шифера на бараках! Пропадает ведь. А если загрузить контейнер и отправить шифер к нам в село, цены ему там не будет…
Стук в дверь.
На пороге стоял солдат-связист, в каске и с противогазом.
— Тревога по батарее, товарищ лейтенант! — виновато сказал он Казакову.
— Опять Оверьянов? Что случилось?
— Товарищ майор пришел, видит, на кроватях сидят… И шинели на вешалке плохо заправлены… Построил батарею, и тревогу объявил. Меня за вами послал…
— Господи, хлопцы, когда это кончится! — сокрушенно вздохнул Курко. — Собаке нечего делать, так она яйца лижет…
— Майор пьяный? — спросил Панкин.
— Не так чтоб пьяный, но засосавши прилично…
— Вот что! — разъярился Казаков. — Иди и скажи майору, что лейтенанты все пьяные! На полу валяются! Лыка не вяжут! Передай ему, Казаков сказал, что он не может позволить себе появляться пьяным перед солдатами. Так и передай, понял?
— Вы знаете, мальчики, я, наверное, схожу в казарму, посмотрю, что там, — неожиданно сказал Коровин. — Гнома надо успокоить…
Казаков изумленно посмотрел на приятелей.
— Совсем рехнулся! — сказал Панкин. — До чего только водка доводит, друзья мои!
