Не думать. Ни о чем не думать.
Лопасти вентилятора напоминали Лане наконечники катамаранных весел — продолговатые, гладкие, каштановые. Такими, наверное, хорошо воду загребать…
Не думать.
Их было ровно пять, как у звезды. Металлический соединитель-плафон, висящий снизу поводок-выключатель, белый короткий шнур питания, уползающий под потолочные балки. Почему она никогда не думала, что вентиляторы в дизайне смотрятся так гармонично?
«Т-с-с-с, тихо, голова, тихо».
Лана, откинувшись на спинку кресла и удобно примостившись затылком на мягком, созерцала мерный ход лопастей и зачем-то считала обороты — пятнадцать… двадцать… двадцать пять…
Сколько уже прошло? Минута? Две? Поскрипел ножками стула на веранде Марио, пошелестел страницами журнала. Интересно, что он читает?
Потихоньку закипало раздражение — разум на приказ «не думать» отзывался лишь новой порцией разномастных мыслей. В голову лезли воображаемые продукты, лежащие в холодильнике за ее спиной, — что хозяин дома ест по вечерам? Возле кровати на втором этаже наверняка стоит стол, на котором сейчас выключен компьютер. А сколько в бунгало санузлов? Далеко ли до пляжей? Где находится гараж? Она его не заметила, пока подъезжали…
Тихо. Тс-с-с… Тишина в голове, тишина.
Воображение, словно в насмешку, помолчав вместе с Ланой для приличия секунд пять, вдруг принималось рисовать то лицо Марио — его редкую и такую притягательную улыбку, — то крепкие и сильные плечи, то синие джинсы, то цепочку на мощной шее… Он ходит в спортзал по вечерам или тягает снаряды где-то здесь? Во дворе прилажен турник?
Тишина. Тишина-а-а-а…
Раздражение кипело уже отчетливо — булькало, пузырилось, исходило паром над поверхностью, — но чем яростнее Лана отбивалась от мыслей, тем хитрее те и изворотливее становились. Одни, как шпионы-диверсанты, просачивались внутрь аккуратно и незаметно, другие впрыгивали в тщательно охраняемый ей «пустой» фокус нагло и нахрапом, третьи, словно назойливые мухи, кружили поодаль — мол, маши-маши рукой, когда перестанешь махать, мы подлетим…
Что за бред? Неужели так тяжело всего несколько минут посидеть с пустой головой? Почему она никогда не занималась медитациями?
Вновь скрипнула спинка стула на веранде.
Лана вздохнула и прикрыла глаза — коричневые лопасти вращались и под веками. Сейчас. Всего минуту. Она посидит, отдохнет и начнет процесс сначала.
Прежде чем сдаться, она предприняла еще три попытки — одна другой хуже. Сперва продержалась минут пять — зыркала воображаемым взглядом по пустой голове, патрулировала отсутствие мыслей, — затем вдруг поняла, что этим самым занятием — зырканьем — и полна ее голова. И, значит, не пуста. Начала сначала. Продержалась недолго, вдруг почувствовала, что плавно соскальзывает в сон, заставила себя встряхнуться. Третья попытка и вовсе убедила Лану, что находиться в состоянии безмыслия она не умеет, и для того, чтобы научиться, ей потребуются месяцы или годы.
Вздохнула. Поднялась с кресла.
Марио на веранде действительно читал — на глянцевом развороте виднелась фотография красавицы-яхты. Шрифт и заголовок пропечатаны мелко — прочесть она не смогла. Уселась на соседний стул, скукожилась, как старая ива, приготовилась увидеть на его лице разочарование, когда покачает головой.
Но Марио не повернулся — отложил журнал и стал смотреть прямо перед собой. Лана проследила за его взглядом и вдруг поняла, что синяя полоса вдали у горизонта — это океан. Тот самый, родной и шумный, лижущий волнами пляж у ее крыльца. Красиво.
— А почему ты не поселился ближе? — поинтересовалась, когда немного размякла — она была признательна Мо за то, что тот не спросил, как у нее дела, и тем самым спас от позора хотя бы на несколько минут.
— Почему? Наверное, потому что ходить на встречи с океаном — все равно что ходить на встречи с женщиной. Приятно выкраивать время, собираться, готовиться, приятно ехать и знать, что скоро увидишь. В этом есть особенное наслаждение. Тем самым ты показываешь океану, что он тебе дорог.
— А разве жить с женщиной постоянно — не наслаждение? Просыпаться с ней, засыпать, проводить дни…
