— Говорил же, нечего тут торчать. Давно бы уже дрых по всем правилам, без задних ног. Так нет же, сидишь, как попугай.
Федор Кротов был невысокий круглолицый крепыш с коротким ежиком темных волос, обладавший легким, незлобивым характером, любитель пошутить и посмеяться. Несмотря на то что в прошлом месяце ему стукнуло тридцать пять, голос Федора был совершенно мальчишеским. Если отвернуться, запросто можно подумать, что говоришь с подростком или парнем чуть постарше, таким же, как сам Димка, которому на днях исполнится восемнадцать… Димка горько усмехнулся. Не подросток, да. Но и не мужчина. Как был никем, так и остался.
Они находились в слесарке — небольшом, выгороженном кирпичом от общего цехового зала помещении два на два метра, куда заглянули после очередного челночного рейса. Протопав пешком от Курской и порядком устав, Димка и Федор вернулись на родную Бауманскую уже поздно, когда рабочая смена закончилась и люди отправились отдыхать до следующего утра. Поэтому сейчас здесь было относительно тихо — гул голосов от жилых помещений растворялся снаружи, за кирпичными стенами, и самые громкие звуки доносились от станка, возле которого возился Кротов. Металлические постукивания, шорох вращения хорошо смазанных зажимов, скрип направляющих пресса…
Слесарку приспособили для ремонта на скорую руку разных текущих мелочей. Необходимый минимум оборудования — небольшие токарный и точильный станки, массивный верстак, сваренный из кусков рельс, масса стареньких, но годных для использования инструментов, заботливо развешанных по стенам. Запасливый Федор решил перед сном снарядить пару десятков патронов для своей древней и порядком изношенной, но все еще исправной гладкостволки «Рысь-К», благо все необходимое оборудование и материалы здесь, на Бауманской, имелись. А Димка, по укоренившейся привычке, увязался следом. Он не любил оставаться наедине с давно и прочно поселившимися в душе мрачными мыслями и не хотел переться в общую для них двоих палатку без напарника. Все-таки рядом с Федором находиться всегда как-то легче…
Слесарка, естественно, предназначалась только для своих, бауманцев. Чужакам даже в цеху делать нечего, и никто их туда не пустит. Для гостей есть отдельные помещения возле эскалатора — обычные палатки. Впрочем, и материалы для снаряжения патронов — страшно дефицитные порох и капсюли, чуть менее дефицитная дробь и пыжи — выдавались под расписку так же, как и готовые патроны. И за все приходилось отчитываться. С дробью дело обстояло проще, чем с порохом, — аккумуляторов в брошенных машинах на поверхности Москвы все еще хватало, хотя, конечно, их число значительно поуменьшилось со дня Катаклизма, а многие за прошедшие годы просто превратились в труху. И все же «бедный», плохонький аккумулятор еще мог дать сырья хотя бы граммов на пятьсот, а у некоторых зажиточных «собратьев» получалось выжать и до трех килограммов. Свинец нужно было лишь извлечь, что на Бауманке научились делать давно и с размахом. А свинец — это дробь, картечь, пули. Материал жизненно необходимый. Ушлый Федор всегда держал заначку на черный день, причем часть материалов он всегда таскал с собой в рюкзаке, а остальное лежало до лучших времен в палатке.
Димка помассировал лицо пальцами левой руки, разминая затекшие мышцы. Отчего-то стало зябко. Поежившись, он неуклюже запахнул на груди поплотнее старенькую камуфляжную куртку. Конечно, в не отапливаемом двадцать лет метро воздух всегда влажный и прохладный, но к этому все давно привыкли. Дело в другом, во сне температура человеческого тела всегда понижается, отсюда и ощущение холода, когда просыпаешься…
Во сне. Сон. Эта проблема была для Димки очень личной.
Опять этот чертов кошмар. Стоит задремать, и сразу наваливается вязкая темнота поверхности. Одиночество и ужас, притаившийся вокруг, смотрящий на него тысячами невидимых злобных глаз. Когда он в последний раз спал нормально? Риторический вопрос. Год назад. С той самой вылазки, стоившей ему будущего.
Димка снова, наверное, в сотый раз за последнюю неделю, поднял к лицу правую руку, пытаясь с каким-то омертвелым безразличием рассматривать покалеченную кисть. Дыхание против воли сбилось, и он мысленно выругался. Ведь каждый раз обещает себе, что не будет специально смотреть на ЭТО, и все равно с маниакальным упрямством пялится снова и снова. Словно вдруг случится чудо, и все, что произошло год назад, развеется как кошмарный сон, а рука станет прежней.
