Зур с ужасом глянул на меня.
— Вы с ума сошли! — выдохнул он. — Это вы, вы больной! Подумать такое…
— Ладно! — остановил я его. — Это для примера. Извиняюсь.
Зур повел плечами.
— Но, с другой стороны, — продолжал я, — почему я должен вам верить? Я ведь совсем не знаю вас.
Мой могучий гость вздохнул.
— Вся беда в том, — тоскливо сказал он, — что я не в состоянии в двух словах объяснить… а вы не в состоянии понять, как это необходимо!
— Нам? — спросил я.
— И нам, и вам. В первую очередь, конечно, вам…
Он продолжал еще что-то говорить, но я уже его не слушал. Подойдя к окну, я смотрел сквозь стекло на миллионный город, едущий, идущий, живущий в двух шагах от меня, отделенный тонким оконным стеклом. Выходной, парочки встречаются, афиша висит — новый французский фильм. На остановке толчея, никак не могут троллейбус пустить. Сычевы на дачу собираются…
Я повернулся к Зуру.
— Все-таки не верится! — сказал я. — Обычная квартира, обычный день… и вы.
— Опять через стену пройти? — спросил он. — Или еще что сделать?
— Не надо, — махнул я рукой.
— У нас очень мало времени, — сказал он. — Решайтесь.
— Не могу, — покачал я головой, — я никак не…
Вдруг я заметил, что Лика медленно поднимается с дивана, и замер на полуслове — такое у нее было лицо. Такой я ее не видел никогда прежде, потому завороженно смотрел, как она встала, сделала шаг в направлении гостя и остановилась перед ним.
Тут я замечаю, что в ручищах этого мамонта появляется маленькая книжечка. Лика с ужасом смотрит на нее.
— Это история болезни, — говорит Зур.
— Нет! — вскрикивает Лика. — Не-ет!!! — Голос ее срывается на рыдания. — Не надо.
— Эй, в чем дело?! — ору я. — Опять вы взялись за свои фокусы?!
В этот момент Лика выхватывает из его лапищи книжечку и исступленно рвет ее на кусочки.
— Нет! — приговаривает она. — Нет, нет!
Зур укоризненно смотрит на нее.
— Зачем вы так? — говорит он, и в его руках, как будто из ничего, вновь появляется та же книжица.
— Это история болезни, — повторяет он и протягивает мне книжицу.
Лика плачет, закрыв лицо руками. Плечи ее вздрагивают.
— Прости! Я не хотела, чтобы ты… тебя… — точно в бреду бормочет она. — Это я виновата, я, я одна! Господи…
Я опускаю взгляд на книжицу. “А. Долговеров. 3 года”. Переворачиваю страницу. В глаза бросаются несколько слов, написанные красной ручкой наискось листа и левом верхнем углу: “Гемофилия… врач…”
Я поднимаю глаза на Зура. Он отводит взгляд, пожимает плечами:
— Да. Гемофилия. Болезнь королей!
— Слабое утешение.
— Болезнь передается по наследству по женской линии, — продолжает он. — Это не порок. Это несчастье.
Я его не слушаю. “Я должен, должен был догадаться! Несколько раз у Алешки были сильные кровотечения… Поэтому и в ясли он не ходит, сидит дома с Ликой…”
Дети, страдающие гемофилией, редко доживают до пятнадцатилетнего возраста. — У него такое лицо, как будто он извиняется передо мной за Алешкину болезнь.
— Что можно сделать? — спрашиваю я и ловлю себя на том, что сам не знаю, кому я адресую этот вопрос — то ли жене, то ли этому… Зуру.
— Ничего, — отвечает Лика. — Медики ничего не могут сделать.
— Ваши медики! — на слове “ваши” Зур делает ударение.
Лика встает, подходит к нему.
— А ваши?
— Для этого он должен отправиться со мной, — быстро отвечает Зур.
— На двадцать лет? — спрашиваю я.
— Да!
— Добренькие! — зло говорю я. — А почему бы не сделать добро просто так, бесплатно? Просто спасти его, без этих ваших университетов?
— Выслушаете вы меня до конца или нет?! — взрывается Зур.
— Помолчи! — Это Лика мне. — Пусть говорит.
Он достает из кармана платок, смахивает пот со лба. Ох, нелегко дается ему этот разговор!
— До Веды год пути. Лечение займет года два-три. Потом столько же ребенок должен находиться под наблюдением. И год обратно. Итого восемь лет.
— Восемь — не двадцать! — перебиваю я.
— Дайте мне договорить! — жалобно просит он. — Восемь лет ребенок будет находиться среди нас. Он будет разговаривать с нами, играть с другими детьми, спрашивать — а что это? А как это? Зачем? Проще говоря, он будет жить совсем в другом мире. И если по прошествии восьми лет он попадет на Землю, то он просто не поймет, что с ним случилось! Ему исполнится одиннадцать лет, из которых он большую часть прожил среди нас. Он будет Веду считать своим домом, поймите вы это! Мы изуродуем его душу, если вернем его в это время. Нет! Он должен сформироваться как личность, просто стать взрослым, и обязательно хорошим специалистом. Вот тогда он будет мечтать о Земле, как о своем далеком доме, и будет всей душой стремиться сюда.
