Глава IV
ШКОЛА В БОМБОУБЕЖИЩЕ
Снова отец стоял в телефонной будке, прислонившись плечом к стеклу, и смеялся, разговаривая с мамой. Он звонил уже в шестой раз.
— О чем можно столько говорить? — проворчал Олег. — Ведь только виделись! Скоро, пап?
Отец махнул рукой: закрой, мол, дверь и жди.
Что бы такое совершить, чтобы отец на всю жизнь стал доверять ему? Как доказать, что он уже взрослый?
Дверь телефонной будки немного приоткрылась.
— Не капризничай, мамуля! — донеслось до Олега. — Мы тут зашли в «Балтику». Нет, не в кино, в ресторан у Косой линии. Это верно, могли бы и дома пообедать. Ты права. Да, да... там все невкусно и дорого, у тебя все свеженькое и непережаренное. Что? Зачем таскаю сына по ресторанам? Но понимаешь, именно в этой самой «Балтике» в сорок первом году мы питались. Были прикреплены к этой столовой и ходили получать соевый суп! Здесь мне каждый дом известен. Знаешь, я раз в Васином саду... что? А, да, пардон, в Василеостровском саду листья кленовые собирал. Соседка Бориса из них лепешки потом пекла. Ну, что ты, Бориса не знаешь Волкова?
Олег подошел к будке вплотную.
— Последнее время много о нем говорю? — переспросил отец. — Это верно. Волков же был... что? Почему я все это должен говорить по телефону? Да, да. Но знаешь, все не верю, что тебе можно позвонить так легко. Бац — и ты говоришь: «Алло». — Он засмеялся. — Со стройки бы так звонить! Из Узбекистана, говорю, так бы звонить!
Что он хотел сказать о докторе Волкове? «Волков был...»
Они стояли на углу Большого проспекта и Гаванской улицы. «Родные и любимые места», — сказал отец.
Он старается побывать здесь в любой свой приезд. Киноклуб, Василеостровский сад, Ковш Петра I — вот их маршрут.
Отец раньше ездил сюда один, а сегодня взял Олега. Вот киноклуб; зал, наверно, старый, маленький, не такой, как в «Славе», куда ходит Олег, интересно все же, папа-мальчик ходил вот сюда в кино...
— Пойдем-ка. — Отец вышел из будки и зашагал быстрым шагом. Походка у него была легкая. В светлых брюках, в сетчатой оранжевой безрукавке, дочерна загорелый, он выглядел очень сильным и молодым.
— Пап! — Олег шел тоже крупным шагом, не отставая.
— Ну?
— А... сколько тогда билеты в кино стоили?
— Полтинник. На детский сеанс. Но мы чаще на прорыв ходили.
— Как это «на прорыв»?
— Столпимся человек двадцать возле контролера и все сразу как рванем в зал!
— Денег не было?
— Деньги на мороженое берегли!
— А вас не ловили?
— Ловили...
— И тебя ловили?
— Было.
— А если ловили, что было?
— Пенделя давали.
— Как это?
— Нормально. Коленкой под одно место.
— Те-ебе?!
— Думаешь, если я твой отец, так мне не давали?
— И Волкову?
Замедлив шаг, отец усмехнулся.
— Ну нет... Ему, конечно, не давали. Он на прорыв не ходил!
— Пап, а в блокаду очень боялись, что придут фашисты?
— Никто этому не верил. Даже дети!
— Ну... а если трусы?
— Такие бывали, да что о них говорить? Свернем лучше к тому старому дому, — показал отец на большое неказистое здание. Подвальные окна его были закрыты проржавленными железными дверцами.
— Сюда, — прошел отец под высокую арку. — Вот она, — показал он на массивную железную дверь подвала. Спустившись по железным ступеням, отец потянул заскрипевшее толстое кольцо. Дверь не подалась. — Что же теперь здесь? Картошка? Лопаты хранятся?
— А что было?
— Бомбоубежище. Потом наша школа. — Отец снова потянул кольцо.
— Ваша школа? Здесь?!
— Парты стояли, и глобус, и доска грифельная.
Олег спустился к отцу, взял холодное кольцо. Оно было тяжелым. Там, за дверью, наверное, низкие потолки, сырые стены, мокрые скользкие трубы. Где там могли разместиться парты, непонятно. Паровое отопление не работало, электричества не было. Как же тут можно было учиться?
— Холодина была, да?
