Сзади на подоле юбки у нее тоже были золотые пуговицы.
В августе прошлого года в Смоленске Олег нашел в старом, заросшем травой окопе позеленевшую гильзу. В ней оказалась записка. В записке — имена защитников Смоленска. Среди прочих имен там упоминался полковник Громов Василий Иванович из Ленинграда. Олег привез записку в Ленинград и отыскал Громова. Для этого пришлось, правда, обратиться в военкомат. Когда Олег отдал записку полковнику, тот, разгладив ее на ладони, несколько раз вслух перечитал имена и сказал, что наконец-то, через много лет, благодаря Олегу, он узнал тех, кто спас ему жизнь. И еще сказал, что Олег — настоящий разведчик. Потом, на вечере в Доме офицеров, полковник Громов вручил Олегу памятный знак от имени ветеранов. Ветераны аплодировали Олегу во время вручения. «Запомни, — сказал тогда полковник Громов, — награда дается не только за прошлые подвиги, но и за будущие, которые еще надо совершить!»
«Вот подождите, я возьмусь за поиски доктора Волкова!» — думал Олег.
— Олег! — крикнула длинноногая девчонка в красной куртке. — Гешку Можно погладить?
— Не любит он, когда его чужие трогают.
— Я разве чужая? Ну и попадет тебе! За что? Говори, Ленка!
— Уже вся лестница знает. Весь дом.
— Что знает?
— У Мезона вся губа распухла. Его уже к моему папе водили, показывали.
Вот это новость. Будет теперь шуму.
— Ах ты красавец, — Ленка почесала Гешку за ухом. — Злюка!
— Не злюка. Никто не любит, когда на него лают!
— А у меня на плече он может посидеть?
— Куртку тебе проколет.
— А я старую надену. Пойдем к нам.
— Зачем?
— Папа велел тебе зайти.
— Зачем?
— Когда к папе привели Мезона, Горикина кричала, что кота следует усыпить. Он, мол, бешеный.
— А отец твой?
— Папа сказал, что коты редко подвергаются бешенству. Но велел, чтобы ты зашел с котом.
— Да зачем... а вообще-то пожалуйста. Пусть смотрит. Лучше сходить, чтобы потом не говорили.
Ленкин отец лежал на диване в одних трусах. На вид ему было лет пятьдесят, но кожа на животе и плечах у него была розовая, как у ребенка.
— Надо предупреждать, — проворчал он, хватая со стула пижаму. — Значит, это и есть тот самый ненормальный кот.
— Абсолютно нормальный, — заявил Олег.
— Я исхожу из объективных данных, — сказал доктор, натянув пижаму и сквозь очки хмуро поглядывая на Гешку. — Если кошка побеждает боевую собаку, — а боксер, несомненно, боевая собака, — то можно заключить, что кошка ненормальная.
— Характер сиамских котов мало изучен, — сообщил Олег.
— Я не знал, что у тебя сиамец. Тогда другое дело, — сказал доктор, зевая. — Зачем меня только разбудили? Идите гуляйте.
За диваном у стены стоял аквариум с красными рыбами. Над аквариумом висела большая фотография. Она была в красивой раме под стеклом. Человек двадцать молодых людей в белых халатах стояли полукругом, тесно прижавшись друг к другу.
— Найди здесь папу, — сказала Аленка, заметив, что Олег разглядывает фотографию.
— Сорок первый год! Наш выпуск! — с гордостью сказал доктор, подходя к фотографии. — Вся война легла на наши плечи!
— Где вы, что-то не найду...
— Да вот же! В середине. Возле профессора.
— Теперь узнал, — сказал Олег, удивленно рассматривая белобрысого толстячка на фотографии. — Значит, вы были на фронте? Мой папа тоже был. Добровольцем.
— Я воевал с первого дня. До последнего! — воскликнул доктор, располагаясь снова на диване. — Вся блокада, — он тяжело вздохнул, — мною изведана. Горздрав, госпиталь... Теперь не так ценят людей. Тогда я имел должность! Причем сразу после института! Сколько врачей мне подчинялось!
— Мы пошли, — сказала Аленка, она уже переоделась. — Дай мне Гешку.
— Только не пускай его на землю. Ладно. Пошли.
— Я догоню, — сказал Олег, выходя за ней в коридор. — Сейчас. Как твоего папу зовут?
— Виктор Сергеевич.
— Если бы я работал, как раньше, в горздравотделе, мигом бы узнал, — с сочувствием сказал Виктор Сергеевич. — Погиб в сорок втором? Сколько же ему было?
— Он старше папы. На пять лет.
— А папе твоему — в сорок втором?
— Почти шестнадцать.
— Как, и он воевал?
— Конечно! Сперва в народном ополчении, потом в настоящей армии, после ранения. Он...
