За развалинами деревянного горелого павильона попали под фланговый пулеметный огонь. Куда стрелять, Женька не знал, только вжимался подбородком в подмерзающую, но еще мягкую землю. По каске стучали отлетающие от столба головешки.
– К зданию отползаем! Не лежать, братва!
Женька полз, стараясь не цеплять землю автоматом. Шаровары на коленях промокли, в сапогах чавкало. Впереди оказалась колючая проволока.
– Сюда, лейтенант… – Кто-то из бойцов приподнял-оттянул колючую нитку саперной лопаткой. Женька сполз в старую огромную воронку. Здесь оказалась вся группа, даже перемазанный «максим».
– Вот херовое дело, – Катрин вертела белеющей в темноте головой. – Не пропустят. Наши, наверное, прижали. И патронов ведь не жалко.
– Здесь отсидимся, – предложил рассудительный сержант Василий. – Может, поутихнет?
– Щасс поутихнет…
Где-то у павильона начали рваться мины, с треском разметывая уцелевшие балки.
– К домам придется отходить…
– Там немцы. Стреляли…
– Щас же не стреляют. Давай. А то здесь и накроет…
Снова ползли. Женьке очень хотелось сунуться в какую-нибудь ямку и полежать хотя бы минут пять. Но все ползли, и Земляков полз. Даже короб с лентами волок…
Впереди выросло одноэтажное невзрачное здание, дальше все небо заслоняла громада Госпрома…
Как оказались в тени, Женька толком не помнил. Проползли вдоль огромной груды битого кирпича, потом Женька чуть не потерял сапог в твердом как камень сугробе. Бойцы молча влезали в огромное окно. Наверху постукивали винтовочные выстрелы, экономно грыз воздух «МГ». Но стреляли не по группе – здесь, под самой стеной, бойцов заметить было трудно.
В окно подняли пулемет.
– Лезь, Земляков, – начальница ладонью в драной перчатке поощрительно похлопала Женьку по каске. – Молодец!
– Чего это? Я ничего такого…
– Что жив – молодец. Лезь давай. Озадачился, чудик…
Внутри было сыро и темно как в погребе. Кто-то из бойцов выглянул в коридор:
– Завалы. Сам черт ногу сломит. Может, в парк будем пробиваться?
– Скоро наши отбивать площадь пойдут, – громко прошептала Катрин. – Сейчас сунемся – как раз попадем. Здесь стены, да и помочь с фланга сможем. План такой – поднимаемся повыше, занимаем позиции. Часок как раз перекурим, отдышимся.
– А если наши дальше отойдут?
– С чего это? Ну, если вдруг отойдут, так и мы следом двинем…
Госпром – пирамиды древние. Дыры и проломы, смерзшийся кирпич – все на свете здесь вымерзло. Где-то слышались неразборчивые голоса, раскатисто начинал стучать пулемет, и эхо летело из всех коридоров и лестниц. На третий этаж едва поднялись – пролом в ступеньках топорщился капканами арматуры. Прямо за стеной стукнула винтовка, но прохода здесь не было, разглядеть стрелка было невозможно. Может, такой же боец, отрезанный от своих. Похоже, в лабиринте этажей огромного комплекса и батальон мог бы проскользнуть, не наткнувшись на немцев.
Пятый или шестой этаж – Женька уже сбился. Прошли туннель-переход в соседний корпус. Впереди двигалась Катерина с телефонистом – оказалось, ушлый боец в Госпроме уже бывал по служебной надобности. В этом корпусе или другом, он не помнил, но уверял, что все одинаковое.
Наверху кто-то возился, глухо стучало – работали ломами или кирками. Катрин махнула в сторону двери – предпочитала не рисковать. Прошли бесконечным коридором до соседней лестницы – снизу отчетливо донеслась немецкая ругань. Какой-то фриц поминал «обкаканного зайца» и «очочную змею».
– Фрицы кругом, – прошептал один из пулеметчиков. – Влезли мы в улей.
– Пасть закрой! – немедленно зашипела Мезина. – Это они влезли. Скоро так врежем…
Удивляться наглости начальницы Женька уже давно перестал. С чего она взяла, что контратака из парка точно в срок начнется? Мало ли что в боевых донесениях пишут. Тем более вектор «кальки» вовсю выгибается. С другой стороны, иных вариантов не видно…
Ушли в конец коридора. Здесь во многих кабинетах сохранились двери. Группа устроилась в двух комнатах по разные стороны от прохода. Во внешней стене зиял пролом, из которого зверски дуло. Высоко забрались.
– Площадь, зоосад, Спуск Пассионарии, – Катрин определялась, вертясь посреди комнаты.
