— Наблюдай, Войновский, и не думай о всякой ерунде. — Шмелев кивнул Джабарову, поднял крышку и первым полез в люк.
...Они сошлись на переправе. Шмелев спрыгнул с лошади, а лодка мягко и неслышно врезалась в камыши. Стройный, с осиной талией капитан ловко, по-кошачьи прыгнул на берег и, почти не касаясь земли, пошел к Шмелеву. Пятеро остались в лодке. Все они были в брезентовых маскировочных халатах. Только капитан был в шинели с полевыми погонами. На корме сидел сержант с испуганным лицом, на коленях у сержанта стоял ящик с голубями.
Капитан в шинели подошел ближе. Шмелев приложил руку к фуражке и сказал:
— Капитан Шмелев.
— Чагода, — ответил капитан и принялся быстро, неслышно ходить вокруг Шмелева и дерзко разглядывать его. — Так это ты и есть? Да?
— Да, это я, — ответил Шмелев.
— А это твой ординарец? — спросил Чагода и посмотрел на Джабарова, который стоял у лошадей.
— Совершенно верно, это мой ординарец.
— Татарин?
— Так точно, татарин, — ответил Джабаров.
— Как фамилия?
— Джабаров.
— Признавайся, Джабар, хочешь ко мне в разведку? Есть вакансия...
— Не могу знать, — ответил Джабаров и посмотрел на Шмелева.
— Не выйдет, — сказал Шмелев.
— Так, так. — Чагода вое ходил вокруг да около и хитро улыбался. — Так ты и есть Шмелев? Сергей Шмелев? И ты меня не узнаешь?
— Чагода, Чагода... — Шмелев поднял голову и посмотрел на него. — Ах, Чагода... Нет, не помню.
— А майора Казанина помнишь?
— Казанина? Майора? Нет, никогда не знал.
— Брось прикидываться. Мы же с тобой в штрафбате служили. Помнишь фанерный завод?
— Ах, фанерный?.. Ни разу не был. И в штрафном не служил.
— Боишься признаться? Дело прошлое. Я тебя хорошо запомнил. Помнишь, как он нас по стойке смирно держал? Крепкий был мужик, сила.
— Чего привязался? Говорят тебе, не служил.
— Выходит, это не ты? — разочарованно спросил Чагода.
— Выходит, не я...
— Ладно, еще послужишь, — Чагода подошел к Шмелеву и сильно хлопнул его по плечу. Рука у него была тяжелая.
Шмелев засмеялся и тоже хлопнул Чагоду.
— Если с тобой — согласен.
— Ладно. Тогда на лодке тебя прокачу. Поехали на маяк.
— Просматривается с того берега. Сейчас выходить опасно.
— Опасно? — Чагода схватился за живот и раскатисто захохотал. — Ох, уморил! До немца тридцать километров, а он — опасно... До передовой триста метров, а до немца тридцать километров — вот потеха.
С мрачным видом Шмелев слушал издевательства Чагоды: к этому он тоже привык с тех пор, как попал сюда.
Чагода перестал смеяться.
— Слушай, капитан, ты всегда такой сердитый?
— Какой есть, — ответил Шмелев.
— А ухой моих орлов угостишь?
— Уха будет, — Шмелев улыбнулся.
— Куц, — крикнул Чагода, — оставь в лодке человека. Остальные — к маяку.
— Есть, — ответил Саша Куц, и разведчики в лодке зашевелились, поднимая мешки и автоматы.
Шмелев и Чагода пошли к маяку. Джабаров пропустил их и повел лошадей следом.
— Хороший парень, — сказал Чагода, оглядываясь на Джабарова. — Отдай. Ты ведь в первом се бою его угробишь. А у меня в штабе он целей будет. Отдай мне.
— Никогда!
— Ладно: уговорил. Если бы не ты, взял бы его к себе. А у тебя не возьму.
— Хочешь, подъедем? — спросил Шмелев, добрея.
— Люблю по земле ходить. — Чагода снова оглянулся и посмотрел на лошадей. — Хороший у тебя вороной. Всем вороным вороной.
— Нравится? Бери. И сена дам.
— Богато живешь. Князь удельный.
— Что ж еще на этом проклятом берегу делать? Косим сено, лошадей холим, рыбу ловим, наградные листы друг на друга пишем.
— Молодец. А еще что?
— Жалеешь? — Шмелев усмехнулся.
— Послушай, капитан. Ты вспоминай. Что было в мирной жизни, то и вспоминай. Помогает.
— Не могу. Забыл.
— А ты попробуй. Раз в такое место попал, придется попробовать.
— Отвяжись.
— А я гражданку всегда вспоминаю. Эх, красиво жили...
— Отвяжись, тебе говорят, — Шмелев посмотрел назад, на дорогу, где шли разведчики. — Куда они пойдут?
— Туда, на шоссе. Чуть поближе Устрикова.
— Там есть один скрытый подступ. Поднимемся на маяк. Я тебе покажу.
Лодка уходила в сумерках. Волны мерно выбрасывались на берег и несильно качали лодку. Куц стоял на корме. В руках у него ракетница. Двое — на веслах.
