— Тогда для тех, кто любит мальчиков, — хмыкнул Шеф, передавая нам следующие фотографии. — Ягодицы крупно.
Действительно, на снимках были запечатлены пухленькие попки обоих малышей. На левой ягодице у каждого чётко просматривался маленький чёрный кружок. Незнакомые буквицы и странные значки, идущие по его периметру, придавали загадочным нашлёпкам сходство с нашими земными печатями или почтовыми штемпелями.
— Похоже на печать, — причмокнув языком, глубокомысленно изрёк Лаврентьев.
— Мальчик постарше что-нибудь рассказал? — с надеждой спросил я.
Шеф отрицательно покачал головой.
— Он ничего не помнит. Да и что может рассказать трёхлетний карапуз? Вдобавок малыш тяжело заболел и в данный момент находится там, где ему должно стать лучше. Во всяком случае, я очень надеюсь на это.
— А мне нельзя там побывать? — быстро спросил Лаврентьев.
— Ты что, забылся? — иронически осведомился Шеф. — Не только побывать — говорить об этом ты будешь только в тех специально оборудованных местах, где стены имеют минимум ушей.
— Ах, всё-таки имеют! — осклабился Эдуард.
— Я понимаю, что твои волосатые лапы практикующего врача чешутся от нетерпения прикоснуться к этим девственным попкам, — проговорил Шеф покровительственно. — Но пока мы не поймём, с чем и с кем имеем дело в Сумеречной Зоне, нам придётся продолжать играть в секретность, причём играть беспроигрышно.
— Ясно, — сказал Эдуард серьёзно.
— Поехали дальше, — продолжал Шеф. — По моему разумению, на территории кладбища «кукол» находится створ третьего тоннеля. Это всего в сотне-другой метров от забора тренировочного городка.
— Почему вы думаете, что мальчики — это подвергшиеся влиянию временны́х аномалий дёртики? — спросил Лаврентьев.
— Потому что в промежутке между нашими посещениями Сумеречной Зоны там могли находиться только дёртики, — пояснил Шеф. — Когда в Зону пришли Разгребатели, на старой базе ими были обнаружены вернувшиеся туда боевики дёртиков из недобитых. Завязался бой, было много невосполнимых потерь с обеих сторон. Большинству дёртиков удалось унести ноги. А когда пыль улеглась, Разгребатели наткнулись на вот этих мальчиков.
— А не мог кто-нибудь переместить малышей обычным путем? — не унимался Лаврентьев. — Я имею в виду, в пределах планеты, в пределах Сумеречной Зоны?
— А я имею в виду, чтобы запутать нас, — добавил я.
— Мог, парни, мог, — сказал Шеф ласково. — Но давайте рассчитывать на худшее. Благодушие всегда выходило нам боком.
Мы с Эдуардом промолчали, а Шеф шумно заёрзал на неудобном кресле. На его лице отразилось страдание, вызванное как большими проблемами в деле обеспечения безопасности, так и мелкими проблемами с собственной кабинетной задницей.
— Никто не может поручиться, что среди нас уже не разгуливают посланцы иных миров, — промокнув носовым платком взопревший лоб, сказал как пожаловался озабоченный Шеф. Он убрал платок в карман. — Утечка информации недопустима. Вот поэтому мы по просьбе высокого начальства и сидим в этом душном склепе с повышенной влажностью.
— Мы сидим здесь не по просьбе начальства, — возразил Эдуард.
— Да? — иронически улыбнулся Шеф. — А по чьей?
— Мы сидим здесь по приказу начальства, — пояснил Лаврентьев, делая ударение на слове «приказ».
— Да, по приказу! — сказал Шеф сварливо. — Мы потеряли бдительность, вообще слегка подразболтались. А кое-кто и не слегка. — Он многозначительно воздел к потолку указательный палец. — Наша Контора погрязла в кумовстве, панибратстве и круговой поруке. Ты, Эдуард, как врач и в некотором роде психолог должен знать, что там, где начинают преобладать неформальные отношения, дело вскоре гибнет. К приказам мы уже давно относимся наплевательски. Мы зажирели. — Шеф с подозрением поочередно оглядел каждого из нас, как бы отыскивая эти самые признаки ожирения. — В общем, лучше перебдеть, чем недобдеть.
— В общем, ждёт меня дальняя дорога в Сумеречную Зону, — сказал я.
— Конспирация прежде всего, — произнёс Шеф наставительно, собираясь развить поистине неисчерпаемую тему.
Внезапно его лицо исказила гримаса ужаса и отвращения.
Мы с Лаврентьевым не на шутку перепугались. Старикан слишком много курил, а кто курит, тот умирает вне очереди.