Шеф должен был испытывать большее, нежели мы с Эдуардом, раздражение от пользования деревянными пыточными кобылками, подобными той, на которой Томмазо Кампанелла провёл сорок восемь кошмарных часов. Специалист, меблировавший подземную комнату инструктажа, явно не вкусил пока прелестей геморроя, донимавшего директора ДБ, зато точно знал, что под пыткою не задремлешь.
Большие шишки заставили Шефа провести мой инструктаж именно здесь. Шишкам мерещилось, что иновселенские и прочие шпионы уже кишмя кишат на Земле. Защита от прослушивания, которую имел кабинет Шефа, показалась большим начальникам ненадёжной — и вот извольте, ёрзайте и крутитесь на неудобных креслах секретной комнаты. На мой с Лаврентьевым взгляд, меры предосторожности были пустыми хлопотами в нашем обширном казённом доме, поэтому мы не скрывали скепсиса, но продолжали играть в навязанную нам игру.
— Полагаю, шлемы мы надевать не станем? — заговорщически подмигнул нам Шеф.
Он намекал на переговорные устройства, с помощью которых мы обязаны были общаться, даже запертые в многослойный склеп спецкомнаты.
Эдуард беззвучно засмеялся, я скорчил пренебрежительную гримасу. Какого чёрта, ведь законопатившие нас сюда «шизики от конспирации» не имели права снимать и прослушивать инструктаж, иначе вся их конспиративная кутерьма превращалась в бессмыслицу. Поэтому вопрос об использовании или неиспользовании переговорных устройств становился нашим частным делом, тем более что ключевое слово — Сумеречная Зона — было произнесено, и любой мало-мальски сведущий человек догадался бы, о чём здесь пойдёт речь. Нечеловек, кстати, тоже.
— Девятка нас не контролирует, — добавил Шеф извиняющимся тоном, явно не собираясь засовывать свой мощный череп в парикмахерский фен переговорного устройства.
— Я умываю руки, — сообщил Эдуард. — На задание отправляется Ольгерт, право требовать соблюдения мер безопасности принадлежит ему.
Глаза Лаврентьева смеялись, но глаголил он истинную правду. В данном случае субординация не принималась во внимание, последнее слово оставалось за Исполнителем. Стоило мне захотеть — и Шеф как миленький парился бы в шлеме.
— Заявка отменяется, — огласил я окончательный вердикт. — Но приласкайте Эдуарда: если его ребята доставят в Медицинский Отдел обрубок, который не опознать без пояснительной бирки, он не простит нам подобной легкомысленности.
— Пошутили — и хватит, — сказал повеселевший Шеф. — Одно здесь правда: леченый конь уже не конь. Особенно если ему лечили голову.
— Пользуйся пока крохами свободы, — обратился ко мне Эдуард, пока Шеф закуривал сигарету. — Скоро тебе предстоит провести двое суток с «дуршлагом» на голове.
— Так вот, — насладившись первыми затяжками, начал Шеф. — Как вам известно, на данный момент Сумеречная Зона — это неправильный круг диаметром приблизительно тридцать километров. Оттуда давно выведены все наши люди, о прочих я не говорю. — Он выпустил дым длинной тонкой струйкой. — Если события выйдут из-под контроля, мы будем вынуждены зачистить Зону, использовав для этой цели маломощный тактический ядерный заряд.
— Насколько я понимаю, события уже вышли из-под контроля, — вставил Лаврентьев, напирая на слово «уже».
В отличие от Эдуарда я предпочёл промолчать.
— Ситуация ни к чёрту не годится! — вдруг яростно вскричал Шеф, что с ним бывало довольно редко. Его сигарета прочертила в воздухе длинную дымную дугу. Шумно дыша, Шеф открыл маленький портфель и выложил на стол несколько наклеенных на картон цветных фотографий. — Взгляните на это, господа записные фигляры!
— Ёлочки точёные! — воскликнул Эдуард, рассматривая снимки. — Неужели дёртики снова выходят на сцену?.. А это что?
У меня в руках было точно такое же фото. Оно было сделано людьми из отряда Разгребателей на старой базе дёртиков. На зелёной замусоренной траве метрах в трёх от красной кирпичной стены лежал чёрный комбинезон, а на нём, как на подстилке, сучил ножками обнажённый розовый младенец. Кажется, он уже успел запачкать весьма специфическую «пелёнку».
— Неужели дёртики и до грудных младенцев добрались? — не поверил я своим глазам.
