Объявляя о военных действиях против США, испанский генерал-губернатор на Филиппинах сказал: «Наше терпение истощилось. Борьба будет недолгой и решительной». Она и была таковой: бой в Манильской бухте продолжался всего пять часов. Испанцы потеряли весь флот и 500 человек убитыми. У американцев потерь не было. Однако они не могли закрепить морскую победу из-за отсутствия сухопутных сил и потому решили привлечь на свою сторону Агинальдо, обещав ему поддержку в борьбе за независимость. Тот согласился возглавить антииспанское движение, хотя многие из его окружения выражали сомнение в искренности намерений американцев.
19 мая 1898 г. Агинальдо прибыл на архипелаг на американском судне. Его прибытие вызвало взрыв энтузиазма, города один за другим переходили на его сторону, и к июню весь Лусон, за исключением Манилы, был в руках восставших филиппинцев. Блокированная с моря американской эскадрой и осажденная с суши войсками Агинальдо, Манила не могла держаться. Дважды Агинальдо предлагал испанцам капитулировать, но его предложения отклонялись.
Наконец начали прибывать американские сухопутные войска, которые, по договоренности с Агинальдо, тоже приняли участие в осаде филиппинской столицы. Они старались любыми средствами помешать революционной армии овладеть Манилой и вступили в сепаратные переговоры с генерал-губернатором Хауденесом. Он оказался человеком чрезвычайно щепетильным в вопросах чести испанского солдата и дворянина и никак не соглашался сдать город без боя. Идя навстречу рыцарским чувствам губернатора, американцы согласились разыграть комедию штурма. Хауденес специально оговорил, что сдаваться будет только им. Тех это устраивало как нельзя более, и они заверили Хауденеса, что филиппинские войска в столицу не войдут, даже если для этого придется прибегнуть к силе.
13 августа 1898 г. в 11 часов утра войска под командованием генерала Артура Макартура двинулись на штурм. Ровно через двадцать минут испанцы подняли белый флаг — заранее заготовленную простыню на бамбуковом шесте. Престиж испанских генералов был спасен, Манила пала. Так бесславно завершилось трехсотпятидесятилетнее испанское владычество на архипелаге.
* * *
Пребывание испанцев на Филиппинах оставило глубокий, пожалуй неизгладимый, след. Правда, в области экономики было сделано ничтожно мало, но в социальной и политической жизни произошли значительные изменения. Из ничем не связанных мелких общин — барангаев возникла новая политическая общность, государственное образование, охватившее почти все районы архипелага. Эта общность существует и сейчас, хотя Филиппины и многонациональны. В стране нет пресловутой проблемы трайбализма: всякий более или менее грамотный житель островов, обладающий общественным самосознанием, считает себя прежде всего филиппинцем. (Хотя все же принадлежность к политической общности ощущается слабее, чем принадлежность к кругу лиц, связанных отношениями «внутреннего долга».) Объединение было осуществлено испанцами в целях колониального ограбления и духовного порабощения. Однако процесс складывания филиппинской нации начался как раз в борьбе против испанцев и вопреки их стремлениям. Именно в этой борьбе жители островов стали осознавать себя не только частью семьи, родственного коллектива, но и частью более высокого единства — нации. Представители разных народностей — тагалы, висаянцы, илоканцы и другие — не испытывают вражды друг к другу. (Отмечается лишь некоторая неприязнь к лицам иной веры — христиане, мусульмане и язычники не всегда ладят между собой.) Определенные центробежные тенденции (например, сепаратизм мусульман) не в силах преодолеть центростремительный процесс формирования филиппинской нации.
В период колониального господства из представителей феодальной и родовой знати, а также разбогатевших метисов сложилась олигархия, получившая власть на местах, но лишенная доступа в высшие сферы. Испанский абсолютизм доверил ей только низшие звенья колониальной администрации. Местная олигархия, призванная к решению новых задач, чувствовала себя обделенной. Для трудящихся же, все еще опутанных родовыми пережитками, она была наследницей прав прежних дато и махарлика, и они считали повиновение ей своей обязанностью. Завоеватели требовали такого же повиновения, но в глазах филиппинцев они были чужеземными грабителями, и если им служили, то всегда за страх, а не за совесть. Испанцам не удалось «переадресовать на себя» естественную для отсталого крестьянина покорность. Сила была на их стороне, но лишь грубая физическая сила. Сила же, традиций, норм народной нравственности была на стороне местной знати, которая и использовала ее в антиколониальной борьбе. Именно на это сословие (хотя оно, разумеется, эволюционировало и дальше) опирались американские колонизаторы, и именно представители элиты получили власть из их рук в 1946 г.
