— У меня есть еще шанс не стать подлой... — задумчиво сказала Эштвен, глядя на него расширенными глазами. — У меня есть шанс...
И тут она завизжала, закрыв лицо руками. Виталик рванулся к ней, но увидел, что она хохочет.
— Шанс?!—смеялась она. — Шанс, значит? О боги, ну почему ты такой идиот?
Какая-то дама, с головы до пят усыпанная стеклярусом, недоуменно на них посмотрела.
— Я никогда, никогда — слышишь ты? — не подбирала объедков! Пусть подлость, но — моя! А твоей добродетели, наушник чертов, мне не надо! — Эштвен кричала самозабвенно, все лицо ее покрывалось разводами потекшей туши.
— И ты смел мне это предложить! Ты! Откуда ты только взялся! Ты мне жизнь отравил своими вздохами и охами! Знаешь, за что я тебя ненавижу? Знаешь?
— За что? — удивился Виталик. За спиной его запел, открываясь, лифт.
— За то, что ты — идиот. Тряпка! Ничтожество! Гнида!
Виталик пожал плечами и погрузился в лифт, как в гроб. Нажал кнопку.
— Сморчок! Плюгавчик! Жлоб неумытый!..
Лифт с достоинством закрылся. Пол под ногами у Виталика начал оседать. Машинально Виталик сунул руки в карманы пиджака и нащупал там игрушки. Вынул их. Вторая пищалка была розовым поросенком.
— У меня такое ощущение, — сказал Виталик резиновым зверушкам, — что я выиграл вас на турнире. — И спрятал их обратно.
В холле тоже почти никого не было. Оскальзываясь и спотыкаясь, Виталик добежал до гардероба. Он взял только гитару, кофр же оставил.
— Повесьте на тот же номер, — попросил он призрачную гардеробщицу. — Номер, кажется, счастливый...
Гардеробщица пошла с кофром обратно. На ее дежурном стуле обложкой вверх лежал томик Стейнбека.
Наверх он поднимался молча. Бурнинская гитара, как ожившая мумия, рвалась из рук и трепетала. Бежать с ней по медовым лабиринтам коридоров было немыслимо. Виталик шел спокойно.
У входа в кулисы Грегуар что-то увлеченно рассказывал юноше в сиреневом плаще. Юноша держал в руках гитару Аэглин и страшно томился.
Грегуар жестом показал Виталику — мол, давай быстрее. И Виталик почти влетел в слепо-черный закуток, ведущий за кулисы.
Вдали ярким пятном выделялся кусочек сцены. Был виден стул и спина какой-то толстой менестрельши. Исполнялся очередной вариант «Плача по Боромиру». Оставалась еще примерно половина «плача».
Аэглин стояла неподвижно у двух черных, уходящих куда-то в небо канатов. Лица ее почти не угадывалось.
— Можно вас на секунду? — зашептал Виталик.
Аэглин обернулась.
— Я очень вас прошу, — торопясь и сбиваясь заговорил Виталик. — Возьмите ЭТУ гитару.
— Что? — спросила Аэглин.
— С вашей гитарой временное несчастье... Не волнуйтесь, она целая, только ее расстроили, нарочно...
— Это вы звонили вчера? — Голос Аэглин звучал почти радостно, во всяком случае с удовлетворением.
— Я... не суть...
В темноте сбоку остро кашлянули. Виталик глянул и обмер — там стояла Уна.
— Значит, вы звонили... Но кто? Не эта же дура Морра?
— Это не моя тайна, я вам не скажу. Я должен был вмешаться, и вот... Возьмите же гитару, она очень хорошая...
Аэглин забрала у него инструмент и тихонько проверила настройку.
— Чудесно звучит, — сказала она. — И настраивать не надо. Что ж, я вам обязана. Вас как-нибудь зовут?
Виталик приложил палец к своим губам, кивнул ей и на цыпочках вышел в коридор.
Там кроме Грегуара и томящегося юноши пребывал еще и «братец» с меланхолично-кротким лицом.
— В этой гитаре больше нет необходимости, — произнес Виталик.
Юноша в сиреневом захлопал ресницами.
Виталик подошел к «братцу», извлек из карманов пищалки и, поднеся их к самым ушам «дивного родственника», коротко свистнул обеими. Глаза у «братца» мгновенно стали похожи на оловянные пуговицы, но, надо отдать ему должное, выражения лица он не изменил.
Виталик побрел далее, не оборачиваясь.
В небольшой круглой зале он сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене. Откуда-то смешными зигзагами прискакала фретка и стала нюхать шнурки на его ботинках.
Подошла Уна.
— У Эштвен истерика, — сообщила она.
— Я знаю, — отозвался Виталик.
— Так. Я надеюсь, ты осознаешь, что о твоем участии в концерте речи более не идет?
Виталик кивнул.
Уна долго на него смотрела, а потом сказала:
