Самозванец. Повести и рассказы - страница 42
бормочет Виталик.
Баня грандиозна. Небольшой, облицованный узорной плиткой зал, окольцованный галереей. В галерее — факелы, а на стенах — фрески.
— Поздний Крито-Микенский стиль, — говорит Шура. — Красиво... Как они от жара не трескаются?
Баня, собственно, в галерее. Вернее — сауна. В замысловатых жаровнях рдеют раскаленные камни. Горячий и пряный воздух обжигает гортань, мозаичная плитка пола липнет к пяткам. Морозов, препоясав чресла полотенцем, моментально пропотевает. Виталик не взял полотенца и простыни и стоит, прикрывая срам руками. Опьянение прошло, только в голове что-то жарко пульсирует.
А в зале — бассейн со свежей красноватой водой. Там плещутся шумно и с визгами.
Из-за поворота на четвереньках выходит рыжий коротышка. На спине он везет совершенно голую эльфийку.
— Это — шаррада! — кричит рыжий. — Угадайте!
— Девица на звере рыкающем, — сказал Морозов.
— А вот и нет, — говорит эльфийка. — Это похищение Европы!
Она трезва и абсолютно счастлива.
Шура качает головой. Живая шарада продолжает путь.
— Интересно, кому все это принадлежит? — спрашивает Виталик, обводя глазами полумесяц галереи, доступный взору.
— Кому-нибудь да принадлежит, — пожимает плечами Морозов. — Главное, чтобы ты, находясь здесь, ему не принадлежал.
Выходит Ложкин. В белоснежной простыне он похож на Калигулу.
— Виталик! — взывает он. — Меня таращит! Такого обилия голых теток я еще не видал! Кстати, о плотском — Эштвен и «братец» где-то уединились... Я где-то потерял часы. Где мои часы? — Не дожидаясь ответа, он уходит, громко спрашивая у непонятно кого: — Где?.. Вар, где мои легионы?!
— «Братец» все же порядочная сволочь, — говорит Шура задумчиво. — Он ходит надувшись, как индюк, фаршированный идеями. Идеи эти касаются вашего выступления в университете, при этом они такого гнусного свойства, что Уна влепила ему оплеуху...
— Но с Эштвен у них, очевидно, взаимопонимание...
— Скорее взаимовыручка. А девица Аэглин может сильно в результате пострадать...
— Это такая черненькая с «хвостиком»? — напрягает память Виталик.
— Нет. С «хвостиком» — Уэглин. Почувствуйте разницу. Означенная девица Аэглин насолила чем-то «братцу» — не дала попросту. А с Эштвен у нее трения довольно давно. Как у них, у менестрелей, принято — впору яд в бокал подсыпать. Последний дар Изоры...
— Ну и что?
— А то, что ты рискуешь стать соучастником подлости. С-сугубо.
Шура, кряхтя, поднимается на полок. Виталику смотреть на него теперь неудобно — пот заливает глаза. Он идет в бассейн.
— Чемпионат по синхронному плаванию! — кричит человек в каске. Стоя по подмышки в воде, он звучно ударяет в бубен.
— Я — сирена! В смысле — русалка, — рекомендуется эльфийка, одетая в трусики. — Пойдем со мною, Одиссей!
— Мы веселые подружки,
Мы подружки-лесбиюшки, — распевает бородач, сидя на бортике.
На четвереньках вбегает рыжий.
— Похищение Евр-ропы, — объявляет он. — Кстати, я где-то ее потерял...
— Ой! — выныривает со дна другая голая эльфийка. — Я часы нашла! Электронные!
— Который час? — спрашивает бородач.
Эльфийка смотрит на табло и смеется.
— Восемьдесят шесть — девяносто восемь! — говорит она. — Время детское!
В раздевалке Виталик обнаруживает спящего Ложкина, рывком он поднимает его и кладет на лавочку.
— Руки прочь, пидоры! — бормочет Ложкин. — Неконцептуально...
Над входом в предбанник висит табличка с надписью: «Оставь одежду, всяк сюда входящий!».
«Если бы здесь был Алхимик, от его хохота случился бы обвал», — думает Виталик и выходит в коридор.
У костра — гитара и смех. Колонный зал наполнен стайками светляков. Иногда в тяжелом конусе света вспыхивает нескромная живая картинка.
Виталик идет по указателю к мужскому сортиру. Несколько раз ему снова мерещились глаза-угольки, но сразу пропадали.
Сортир обнаружился по запаху. Исполнив должное, Виталик собрался было подойти к костру, но фонарик его, подмигнув бессмысленно, вдруг погас. Пришлось замедлить шаги.
Пробираясь меж колонн, он чуть нс наткнулся на тихо беседовавшую парочку. Дивный «братец» светил фонарем вниз, а на корточках, прислонившись спиной к колонне, сидела Эштвен.
