«Дело дрянь. Всё наделало наше посещение приятеля. Он сказал всё, что я ему говорил, и что Вы ему угрожали… Рассказал про три письма, которые он дал, как оказывается, кому-то другому (из радикалов) отправлять и читал их свидетелям-радикалам до отправки…» В сбивчивых строчках бешеный пульс смертельно напуганного человека. Писал их гений террора и провокации Азеф начальнику Петербургского охранного отделения Герасимову. Письмо целиком было оглашено на судебном заседании Особого присутствия Сената в апреле 1909 года. Как и это, адресованное Азефом отставному действительному статскому советнику Лопухину: «…Вы примете во внимание мою судьбу, и главное, судьбу моей семьи. Они ничего не знают, ничего не имеют. От них отвернутся, все они будут убиты со мною, если не физически, то нравственно. Прошу Вас, поймите это положение и сжальтесь над ним…» Продал душу дьяволу, и вдруг понял: сейчас за ним придут! Впрочем, в клубке провокаций и предательств, свившемся вокруг Азефа, все души проданы. Душа Лопухина тоже. Кто он – этот «приятель» и предатель Азефа, респектабельный барин, полутеневой Лопухин?
По чёрным и парадным лестницам
Когда я был маленький, со мной гуляли по Таврической улице. Я запомнил дом, светленький такой, с фризом из лепных венков и красивыми решётками балкончиков. Рассказывала мне мать: после войны тут жила её школьная подруга, француженка настоящая, из Парижа, Эльян, по-свойски Эльянка. Собственно, она наполовину была француженка: отец её явился во Францию с русским корпусом в 1915 году. В России грянула революция, на родину не попасть. Женился на парижанке, вступил во французскую компартию и в конце тридцатых приехал в Советскую Россию с семьёй, строить светлое будущее. Тут его, понятное дело, репрессировали. Потом – война, блокада. Маман с детьми отправили в эвакуацию, то ли в Сибирь, то ли на север. Вернувшись, Эльянка поражала питерских одноклассниц освоенным на «северах» искусством сморкаться при помощи пальцев без посредства платка: такое было неведомо в те времена в культурном Ленинграде. Потом маман, стопроцентную француженку, выслали куда-то как «чуждый элемент». Да и сама Эльянка уехала, следы её затерялись. В этом доме она жила, в коммуналке, на третьем этаже, подниматься по чёрной лестнице.
Сейчас уже не вспомнить, по какой именно лестнице. Как знать, возможно, с тёмной лестничной площадки отворялась дверь на кухню большой барской квартиры, которую занимал в этом доме в начале ушедшего века бывший директор Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин. Его карьера оборвалась в 1906 году: был уволен с государственной службы без пенсиона и переехал с казённой квартиры сюда, на Таврическую, дом 7. Он, конечно, ходил по парадным ступеням, и о существовании чёрного хода мог даже не догадываться – что ему за дело до мира кухарок и дворников. Но пришлось-таки задуматься о превратностях судьбы: отпрыск рода, состоящего в свойстве с царской династией, был приговорён к пяти годам ссылки в места не столь отдалённые, примерно в те же, куда потом отправилось Эльянкино семейство.
Из стенограммы суда Особого присутствия Сената, 28 апреля 1909 года:
«Первоприсутствующий сенатор Варварин: Объявляю заседание Особого присутствия Правительствующего Сената открытым…(Обращается к подсудимому.) Ваше имя, отчество, фамилия?
Лопухин: Алексей Александрович Лопухин.
Первоприсутствующий: Вы отставной действительный статский советник? Вам 45 лет от роду?
Л.: 45 лет.
П.: Вы проживаете в Петербурге?
Л.: Я в Петербурге с 1900 года.
П.: Вы уроженец Тамбовской губернии?
Л.: Московской…»
Затем оглашается обвинительный акт. После сего:
«Первоприсутствующий: Признаёте себя виновным?
Лопухин: Нет, не признаю».
Обвинялся он в государственном преступлении: располагая сведениями о секретном агенте Департамента полиции Евно Фишелевиче Азефе, передал эти сведения представителям партии социалистов-революционеров. «Сдал» агента врагам режима. Об этом деле много было разговоров – тогда и потом. Но всё в связи с Азефом, провокацией, революцией. Сам Лопухин так и остался малоразличимой фигурой в зловещей тени Азефа. В этом его личная судьба совпала с судьбой рода.
