Идея оказалась плодотворной. «Собрание» вскоре стало многолюдным, его отделения растут как грибы: на Выборгской стороне, у Путиловского завода, у Невской Заставы, на Васильевском острове. Рабочие с интересом и со всё возрастающим благоговением слушали речи отца Георгия. Они знали, что батюшка силён своими связями, и потому надеялись: не выдаст, защитит, исхлопочет что-нибудь хорошее свыше. Вокруг него стало появляться сияние вождя и спасителя обездоленных. От сознания собственной исключительности – представитель высших в толпе низших, ходатай перед высшими за низших – у отца Георгия голова не кружилась, ибо верил он в свою звезду не меньше, чем в Вифлеемскую. Неудержимое природное честолюбие подсказывало ясный вывод: он – святой, Богом избранный для установления царства справедливости на Земле. Ему только что исполнилось тридцать три года. Возраст Мессии. Это придавало силы, бесконечно много сил. Гапон за всё берётся и всё успевает. Он как будто бы всюду одновременно: на собраниях в рабочих чайных, на благотворительных вечерах в светских салонах, в кабинетах вельмож…
И вот, его ходатайство грубо отвергнуто, слово его (пророка!) растоптано администрацией Путиловского завода.
«Политика – всё в их жизни»
Декабрь в Петербурге выдался беспокойный. 29 ноября у Казанского собора студенты (по разным данным от пятисот до пяти тысяч) пытались митинговать по поводу гражданских свобод и выборного представительства. Кончилось дело дракой с полицией; побили нескольких городовых, несколько десятков студентов было арестовано. 2 декабря в самом демократическом из столичных институтов – Технологическом – состоялся так называемый «бал» по случаю годовщины основания «альма матер»; на самом деле – политическая сходка, продолжение прерванного митинга. Речи против самодержавия звучали самые решительные. Корреспондент левой французской газеты «L'Humanite» Этьен Авенар писал: «Молодые отличаются страстной нетерпимостью… Политика – всё в их жизни».
В обществе носились неясные слухи о реформах; звучали неведомые, но сладкие слова: «Учредительное собрание», «всеобщее равное избирательное право». Ещё не отшумело эхо зажигательных студенческих речей, как 12 декабря появился государев указ, где в неопределённо-будущем времени говорилось о свободе печати, равенстве вероисповеданий, равноправии национальностей. Но главный пункт – это все знали – пункт об образовании выборного представительства, вычеркнут государем в последнюю минуту. Интеллигенция возмущалась, а более всех грустил министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. Проект реформ разрабатывал он; изъятие оттуда ключевого пункта означало недоверие государя ему лично. Мирский подал в отставку (второй раз за три месяца пребывания в должности). Государь не возражал, но попросил остаться ещё на месяц, пока не подыщется преемник.
14 декабря интеллигенция собралась на банкет в доме Павловой; отмечали 79-летие восстания декабристов. Тут уж дали волю раздражению по поводу позавчерашнего указа. Произносили тосты за Конституцию, за Учредительное собрание; до того разлиберальничались, что выпили (все семьсот восемьдесят участников) за здоровье Егора Сазонова, революционера-террориста, убийцу Плеве, томившегося в царской темнице.
За всеми этими делами забыли о войне. Привыкли к тому, что где-то там далеко, за десять тысяч вёрст от брегов Невы, взрываются шимозы, Куропаткин отступает, а Порт-Артур героически выдерживает осаду. И вдруг – гром среди ясного неба: 22 декабря петербургские газеты напечатали весть о капитуляции Порт-Артура. Аккурат на следующий день после решительного отказа администрации Путиловского завода пойти навстречу ходатайству гапоновского «Собрания».
Картечное водосвятие
Конфликт на заводе вдруг оказался в фокусе общественного внимания. Вот, мол, наше правительство: конституцию не даёт, войну выиграть не может, рабочих бросает на съедение капиталистам. 27 декабря в василеостровском отделе «Собрания» на 4-й линии, дом 35, состоялось многолюдное заседание. Около трёхсот пятидесяти человек: рабочие, корреспонденты газет, представители интеллигенции и революционного подполья – эсеры, а возможно, и социал-демократы. Постановлено: 1) обратиться к администрации Путиловского завода с просьбой уволить Тетявкина и восстановить тех четырёх; 2) обратиться с жалобой в Фабричную инспекцию и к градоначальнику Фуллону; 3) если требования не будут удовлетворены, то «за дальнейшее спокойное течение жизни среди петербургских рабочих „Собрание“ не ручается». На следующий день рабочая делегация во главе с Гапоном отправилась к Фуллону, Чижову и Смирнову. Добрый Фуллон пообещал помочь чем может; Чижов заявил, что по уставу «Собрание» не вправе заниматься такими вопросами, а Смирнов вовсе рабочих не принял.
