Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

[13] Фильм Стэнли Кубрика (1980) по роману Стивена Кинга с Джеком Николсоном в главной роли.

[14] Герой фильма, мальчик Дэнни, пишет на двери ванной губной помадой REDЯUM; его мать видит надпись в зеркале, которое превращает ее в MURDEЯ, т.е. «убийство».

[12] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. Первая книга. Ч. 1. 8.

[27] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. Вторая книга. Ч. 15. 12.

[26] Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 3. Ч. 3. XXX–XXXII.

[25] Там же.

[24] Ивинская О.В. Указ. соч. С. 205.

[23] Английский сериал, выходивший с 2010 по 2015 год и рассказывавший о жизни английской аристократии в 1910–1920-е годы. Сериал критиковали за нереалистичность и «симпатии к классовому обществу».

[22] Там же. С. 205.

[21] Там же.

3. Как сохранять оптимизм перед лицом отчаяния: «Реквием» Анны Ахматовой(Или: «Не стоит надевать тесные туфли на тюремное свидание»)


Для кого-то веет ветер свежий,


Для кого-то нежится закат —


Мы не знаем, мы повсюду те же,


Слышим лишь ключей постылый скрежет.


Я открыла для себя поэзию Анны Ахматовой, когда жила в Петербурге, в тот год, который начался с похорон Маши. По большей части это был счастливый год. Но я то и дело сталкивалась с реалиями жизни моих русских друзей, и мне приходилось очень глубоко копать, чтобы найти хоть какие-то поводы для оптимизма. Коротко говоря, у окружавших меня людей было очень мало денег и часто очень немного еды. Если они работали, то работа была нестабильной. Когда я у кого-нибудь в гостях открывала холодильник, он был практически пуст. Друзья очень часто просили у меня в долг пять долларов, чтобы дотянуть до конца месяца. (И почти всегда возвращали долг.) Впрочем, с помощью нужно было быть осторожной. Во-первых, всем помочь невозможно. А во-вторых, трудно быть друзьями или на равных с людьми, для которых ты источник благотворительной помощи. В общем, жизнь была тяжелой. Я часто чувствовала себя виноватой и беспомощной. В конце того года, вернувшись в родительский дом в Англии, я как-то решила налить молока в чай и, не задумываясь, открыла холодильник. Я была настолько шокирована видом ломящихся от еды полок, что разрыдалась.

Было одно занятие, от которого мне становилось лучше, — чтение Анны Ахматовой. Ее, конечно, не назовешь очевидным средством повышения настроения. Немногие писатели описывали страдание с такими реалистичными и в то же время лиричными подробностями:


В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):


— А это вы можете описать?


И я сказала:


— Могу.


Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 года, Ленинград


Это вступление к ахматовскому поэтическому циклу «Реквием», рассказывающее о женщинах, которые ждут известий о своих родных, арестованных в 1930-е годы. Написанный между 1935 и 1940 годами, когда количество заключенных в лагерях выросло почти вдвое, «Реквием» был опубликован только в 1962 году, в Мюнхене, да и то без согласия или даже уведомления автора. Это одиннадцатистраничная поэма об ужасных кошмарах людей, оплакивающих своих близких, и о том, чья судьба хуже — тех, кого посадили, или тех, кто остался на свободе:


Перед этим горем гнутся горы,


Не течет великая река...




Для кого-то веет ветер свежий,


Для кого-то нежится закат —


Мы не знаем, мы повсюду те же,


Слышим лишь ключей постылый скрежет.





И мне не разобрать


Теперь, кто зверь, кто человек


И долго ль казни ждать.


Да, это не Дорис Дэй [28].


И все же каким-то непонятным образом Ахматовой всегда удается увидеть проблеск света:


А надежда все поет вдали.





Ничего, ведь я была готова,


Справлюсь с этим как-нибудь.


У меня сегодня много дела:


Надо память до конца убить,


Надо, чтоб душа окаменела,


Надо снова научиться жить.


Ахматовой присуща определенная театральность; она превращает все в игру, игру слов, отвлекая себя — и нас — от ужасов жизни. Во вступлении к «Реквиему» она цитирует слова женщины из очереди, которая спрашивает ее: «А это вы можете описать?» Русское слово «описать» содержит корень слова «писать». Это не просто риторический вопрос о том, может ли она найти слова, чтобы описать ситуацию. Женщина просит Ахматову написать о ней. Если совсем просто, она говорит: «Кто-то должен свидетельствовать об этом. Вы писательница. Вы готовы это сделать?» Ахматова описывает этот ежедневный ужас очень просто и без лишней мелодрамы. Она — голос того времени, когда никто не хотел говорить. Если вам нужно собраться с силами, когда кажется, что все пропало, и вы готовы сдаться, у Ахматовой всегда найдется что-нибудь изящное и вдохновляющее. Лучше всего это проявляется в «Реквиеме»:


стр.

Похожие книги