— Тогда, товарищ младший лейтенант, все тут нормально.
И он объяснил, что конструктор готовил самолет к более мощным двигателям, которые уже были в стадии освоения промышленностью. Но, как бывает иногда, подотстали. И серийный выпуск самолетов довелось начать с моторами, несколько ограничившими летные данные самолета. Особенно это ощущалось на взлете с полным полетным весом, что и почувствовал я в тот день. Если бы еще летали с неполным полетным весом, то этого бы и не заметили. Но ведь началась война. И каждый из нас думал об одном: надо наносить удары по врагу как можно мощнее — брать побольше бомб, но и летать как можно дальше, — значит, нужны запас горючего и максимальная бомбозагрузка. Вот тут-то двигателям Ер-2 и оказалось трудно справляться с тяжелой ношей. К тому же и длина взлетно-посадочных полос аэродромов того времени оказалась для них недостаточной. Хотя, следует отметить, другие самолеты, даже тяжелый ТБ-7, тогдашние аэродромы вполне устраивали, обеспечивали взлет с полным полетным весом.
Впоследствии мне довелось совершить несколько полетов на экспериментальном самолете с двигателями повышенной мощности. И только тогда понял до конца, какая отличная машина Ер-2. Вряд ли какой-либо самолет такого класса мог когда сравниться с ним по летно-тактическим данным. Но это позже. К тому же появятся тогда уже другие машины.
А вот в Воронеже самым загадочным для всех дефектом оставались пожары на двигателях. Это была настоящая головоломка. И весь мощный отряд специалистов, и личный состав полка никак не могли докопаться до причины.
— Значит, причины нет? — был тогда поставлен вопрос прямо.
И что было делать, как отвечать, коль причина не обнаружена? Кое-кто так и ответил:
— Нет.
Спрашивали по очереди специалистов по самолету, знатоков двигателя, эксплуатационников, светил авиационной науки. А головоломка оставалась неразгаданной. «Возможно, — пришла тогда мысль, — все это — дело рук вражеских лазутчиков?!»
Надо сказать, что случалось и такое — вершили свое черное дело шпионы и диверсанты. Особенно в начальный период воины. Лазутчики врага проникали в тыл и одиночками, и группами. Это требовало особой бдительности. Об этом думали и у нас на аэродроме.
Но освоение нового самолета продолжалось.
И вот очередные тренировочные полеты в районе аэродрома. Взлетел Василий Соловьев. И вдруг — пожар. Высота небольшая. Летчик выключает горящий мотор, применяет противопожарное оборудование, но полностью сбить пламя не удается. Надо садиться. Заходит на полосу. После посадки подоспевшие техники и дежурившие на старте пожарные быстро сбили пламя.
И снова тщательный осмотр. Теперь уже без знатоков и светил. И никаких результатов. Причины для воспламенения нет. Все исправно.
— Черт с ним, с риском-то, — ругался Соловьев. — Все обгоревшее выкиньте. Поставьте новое. Данте еще раз взлететь.
— Ну и что? — спросил Новодранов, когда ему доложили об этом. — Смысл какой?
— Смысл-то есть, товарищ командир, — объяснили техники. — Посмотрим. Может, в том, что сгорело, и причина.
Новодранов взлет разрешил, но потребовал максимум осторожности, приказал совершать полет вблизи от аэродрома, с тем чтобы в случае необходимости тут же совершить посадку.
Техники быстро заменили обгоревшие моторные капоты, подготовили машину. Так, по сути вопреки всем инструкциям и наставлениям, выпустили Ер-2 в полет с невыявленным дефектом.
Самолет взлетел. Набрал высоту около 1000 метров. Все было нормально. «Что же зря горючее жечь», — подумал летчик и решил идти на посадку. И в этот момент на моторе появилось пламя. Вася Соловьев блеснул мастерством. Превосходный он летчик. И на этот раз удачно приземлил самолет. Все, кто был на аэродроме, бросились к дымящемуся Ер-2. Когда мы подбежали к машине, то увидели, что, кроме экипажа, там стоит еще один человек — авиационный механик. Как жаль, что в суете не запомнил его фамилию.
И вот стоит этот механик — все встревожены, удручены, а он улыбается.
— Я, — говорит, — знаю причину пожара.
— Где? Что? Как? — Мы все окружили его плотным кольцом.
— В дренажных трубках карбюраторов.
