Сомнения…
Неужели дьявол поселился именно в этом райском уголке?
Марк изо всех сил напряг память. Рассказ Гран-Дюка вызвал у него смутное ощущение тревоги. Как будто в мозгу зажглась тревожная лампочка. Была какая-то деталь, которая не вписывалась в общую канву…
Что-то не сходилось…
Марк постарался сосредоточиться, но мысль ускользала. Наверное, вызвавшая его смущение деталь относится к чему-то, что принадлежит к резерву механической памяти; к чему-то, что он хорошо знает, но не может вспомнить просто так, без наводки в виде ключевого слова…
Он еще некоторое время посидел, ломая себе голову, но так ни к чему и не пришел. Но, чем дольше он сидел, тем сильнее крепла в нем уверенность, что искомый элемент хранится у него в комнате на улице Пошоль, в квартале Полле, в Дьеппе. В его вещах. Надо только хорошенько в них порыться…
Насколько это срочно? И какая тут связь с остальным? С главным — обещанием Лили уехать навсегда?
До Дьеппа всего пара часов поездом. Да и с Николь надо поговорить…
Ладно, это подождет.
Чуть дрожащей рукой он перевернул последний из вырванных листов и дочитал дневниковую запись до конца.
Дневник Кредюля Гран-Дюка.
Месяц спустя после трагедии в Летрепоре Николь Витраль снова обслуживала клиентов в своей передвижной закусочной. У нее не было выбора. Многим казалось ненормальным, даже кощунственным, что она продолжает работать в этом гробу на колесах, в этой ловушке, убившей ее мужа, уснувшего вечным сном на полу, по которому она по-прежнему сновала дни напролет.
Николь с улыбкой отвечала: «Живем же мы в тех домах, где умерли наши близкие. Спим в их кроватях, едим из их тарелок, пьем из их стаканов… Вещи ни в чем не виноваты. Грузовик — это всего лишь грузовик».
Годы спустя я догадался, что Николь любила свою работу. Ей нравилось хлопотать в своем «ситроене», припаркованном на побережье, и кормить людей, как они с Пьером делали на протяжении долгих лет, даже если в тесном пространстве, насыщенном запахами пищи и кипящего масла, нечем было дышать. Особенно с ее легкими, заставлявшими ее заходиться в жестоких приступах кашля. Пьер уснул в этом фургоне вечным сном, как будто остался здесь навсегда. Наверное, Николь чувствовала себя в своей лавчонке не так одиноко. В лавчонке, да еще, быть может, на кладбище Жанваль.
Примерно в это время, то есть в середине 1983 года, я и сблизился с Николь и ее внуками. Впервые мы встретились в апреле, ранним утром. Марк был в детском саду. Лили спала.
Николь стояла в дверях, загораживая собой вход в дом.
— Меня зовут Кредюль Гран-Дюк, — робко начал я. — Я частный детектив. Я расследую…
— Я знаю, кто вы, месье Гран-Дюк. Вы уже давно здесь что-то вынюхиваете. А у нас новости распространяются быстро.
— Э-э… Ну хорошо, значит, сэкономим время. Матильда де Карвиль наняла меня, чтобы я провел самостоятельное расследование катастрофы, случившейся на горе Мон-Террибль. С самого начала…
— Надеюсь, она не поскупилась на оплату ваших услуг.
— Не жалуюсь. Гонорар вполне приличный…
— Сколько?
В глазах Николь Витраль плясали огоньки. Она играла со мной, как кошка играет с мышью. Я решил, что не стоит ей врать.
— Сто тысяч франков. В год.
— Могли бы с нее и больше содрать. Намного больше.
На Николь Витраль был тонкий серовато-голубой джемпер с глубоким V-образным вырезом. Я почувствовал смущение. А она продолжала как ни в чем не бывало:
— Так чего вы от меня хотите?
— Разрешения видеть Лили. Разговаривать с ней. Смотреть, как она растет…
— Всего-то?
Я догадывался, что переговоры затянутся. И стоял, не зная куда девать глаза, лишь бы не пялиться на ее белеющую обнаженную грудь. Николь Витраль машинально одернула сзади джемпер.
— Мне прятать нечего. Вопреки тому, что вы себе внушили, я, представьте себе, тоже заинтересована в том, чтобы правда восторжествовала. Вам удалось что-нибудь выяснить?
Я заколебался. Похоже, преимущество опять на моей стороне. Но надолго ли? Вырез джемпера уже снова опускался, возвращаясь в первоначальный вид.
— Версий много, но пока большинство из них уперлись в тупик. Правда, я узнал некоторые волнующие подробности…
