Часть первая: что я рассказал
В кабинете у психиатра достаточно прохладно. Массивный стол из дорого дерева. Приятные глазу картины на стенах. Два удобных кресла — одно для ягодиц врача, второе для моих. Огромный книжный шкаф с различными трудами и справочниками по психиатрии. Я замечаю Фрейда и Павлова. Психиатр выглядит пугающе нормально. Его пожилое лицо посылает в космос сигналы спокойствия и рациональности. Возможно, что это всего лишь маска, которую он срывает как только приезжает домой. Возможно дома он иногда рычит как бешеный ротвейлер и его жена, в одной ночной рубашке, с воплями выбегает на улицу потому что она знает: если сейчас, в данную минуту не ретироваться — муж начнет зверски биться головой о дверной косяк и потом, крича тонким, нарочито детским голосом — набросится на нее с ножницами для резки рыбьих плавников Это уже происходило. Она научена горьким опытом.
Сегодня мой второй визит к этому неразгаданному психиатру. Первый визит не оставил у меня истерически–хорошего впечатления. Мне кажется, что мой врач просто выдохся от многолетнего анализа чужой, шаткой психики. Ему уже наплевать. Возможно вначале своей карьеры он действительно вникал в ситуации пациентов. Разбирал по косточкам внутричерепную стыдобушку, которую людям уже не было сил скрывать. Искренне хотел что–то изменить в их сумрачных жизнях, хотел увидеть прогресс. Может быть, засыпая ночью, он со слезами на закрытых глазах представлял, что какая–нибудь толстушка с манией порядка с его помощью все–таки вылечится, вырвется из лап своей хворобы и, как все нормальные люди, начнет гадить где попало. Или какой–нибудь тощий ханыга с опасной формой изнуряющего онанизма в одно прекрасное утро проснется и с изумлением заметит, что его руки первый раз за четыре года находятся поверх одеяла и, самое главное, ему совершенно неохота исправить эту неожиданную неполадку.
Психиатр здоровается со мной и мы начинаем беседу.
(Я прекрасно понимаю, что мои ответы покажутся довольно отрепетированными. Иначе нельзя — я бы мог, конечно, засорить свою восстановленную по памяти речь мусором междометий, вздохов и мычаний, но… к чему это?)
— Так, Сева. В прошлый раз ты упомянул о так называемых психозах, которые преследовали тебя в детстве и частично сохранились и теперь. Я хотел бы уделить этому особое внимание. Точнее — сегодня это станет главной темой нашего разговора. Пожалуйста — расскажи подробнее, с самого начала. Если тебе по какой–то причине не хочется что–то упоминать — это не страшно. Расскажи что можешь.
— Я не могу найти точного определения моим недугам. Слово «психоз» я произношу за неимением другого. Возможно это вовсе и не психоз. Самое ранее мое воспоминание… Дайте подумать…. Сколько же мне было? По–моему семь лет. У меня началось ужасное нервное расстройство по поводу штор в моей комнате. Мне все время казалось, что они неровно висят. Началось это в легкой форме, а потом переросло во что–то ужасное…
— Подожди пожалуйста. Что значит «неровно висят»?
— Ну как это объяснить… Ну знаете — когда утром раскрываешь шторы — они, если не связать их веревочкой, часто бывают смятые, непропорциональные. Одна штора кажется больше другой. Точнее — шире чем другая. Вот эти неполадки и стали моей бедой. Я начинал утро с того, что по крайней мере десять раз разглаживал шторы и все равно, как бы я их не разгладил — они казались мне неровными и помятыми. На этой почве у меня были сильные скандалы с родителями.
— То есть они заметили твое беспокойство?
— Конечно заметили. Я очень просил оставлять шторы закрытыми, но они не разрешали. Я также хотел связать шторы веревочками, чтобы они напоминали… Ну что–то вроде толстых, аккуратных колбасок, но моя мать сказала, что «так бывает только у старых бабок»
