— Был приветлив и дружелюбен. Плевал на самосохранение и здоровье. Принимал любой удар судьбы со смехом выродившегося, погрязшего в декадентстве Заратустры.
— Убеждал меня, что красивая молодая бабенка на сладе, завидев тебя тотчас же поворачивается к тебе спиной и нагибается, показывая через серые рабочие брюки швы и линии свежих, девичьих трусов.
— Потерял крохотный косяк в коридоре моей квартиры и почти плакал от огорчения потому что косяк был последним.
— В совершенстве знал один прием карате и после трехминутной агонии победил меня в матче армрестлинга.
— На вопрос «как ты себя чувствуешь?» — шлепал себя по щеке и весело отвечал: «Я чувствую себя как кусок говна в мусорном баке».
— Иногда боялся, что у тебя могут выпасть глаза и придерживал их руками.
— Встречая меня по утрам показывал большой палец, кивал и, пуская слюну, смеялся как дитя–идиот.
— Пил со мной пиво на скамейке у малосвятой церкви и рассуждал о том, что в этом мире невозможно победить — следовательно остается только весело саморазрушаться.
— Был выгнан из своего притона–отеля пожилым, побитым жизнью владельцем после многих предупреждений насчет своего громкого, аномального поведения.
— Переселился к отцу у которого громкое и аномальное поведение не только приветствовалось, но и поощрялось.
— Имел бороду, старые военные штаны с тигровыми полосами и черную куртку насквозь пропитанную двумя видами дымов.
— Беседуя в складской столовой — начинал разговор культурно присаливая предложения благородными и вежливыми словами, но уже через минуту скатывался на сплошной, забубенный мат.
— После особенно сильного алкогольного возлияния в парке во время обеденного перерыва, возвратившись на работу хохотал от над непосильным весом коробок, подобно пьяному гиббону влезал на металлические перекладины полок, хохотал до слез и просил меня принести завтра еще больше шерри, еще больше сидра и виски, чтобы завтрашний день был уже окончательно затуманен и вспоминался как глубоководный сон.
— Внезапно исчез.
— Не отвечал на телефонные звонки.
— Пропал на четыре года.
— Встретился мне в подмышечно–теплом автобусе.
— Показывая свежезапломбированные зубы рассказывал, что снял квартиру, прилично зарабатывает в автомастерской и купил аквариум с рыбками….
Гниение, разложение, распад, плесень, грибки, опрелости… С малых лет эти явления возбуждали во мне величайший интерес. Когда мне было шесть лет — в своей комнате я создал маленькую выставку–лабораторию. Одна из книжных полок была полностью очищена от книг и я поставил на нее около десяти маленьких баночек от детского пюре. Алтарь исследования был готов, осталось только заполнить баночки. Я не могу вспомнить содержимое каждой их них — прошло более двадцати лет, но все же: в первую из баночек был положен смоченный водой кусочек черного хлеба, во вторую такой же кусочек белого, в третьей стал обитать сыр и далее… помню, что присутствовал кусок сырой говядины, половинка свеклы, и наконец, самый мой любимый экземпляр — позвоночник вареной трески доверху залитый водой.
Когда все было положено в баночки и накрепко закрыто крышками — я погрузился в нетерпеливое ожидание. Я ждал трансформации. Чуда из чудес. Я уже тогда знал, что может произойти с продуктами питания если их надолго оставить влажными, да еще и при комнатной температуре.
По десять раз в день я вставал на стул и осматривал свою коллекцию. Пару дней ничего особенного не случалось. Мой детский мозг стал уже потихоньку отчаиваться и ставить под сомнения законы природы…но вдруг — чудеса последовали одно за другим:
Черный хлеб покрылся неописуемо пушистым налетом. Мясо в баночке стало темным и слизистым и когда я открыл крышку — то был заворожен удивительно крепкой вонью. Однако окончательным фурором стал хребет трески. Он распался на отдельные позвонки, замутил воду и начал распространять такой интенсивный запах, что я просто не решался открывать крышку более чем на две–три секунды.
У меня появилась радость. Новое увлечение — запасы чудес которого были практически неисчерпаемы — ведь когда что–то распадается и гниет — каждый день можно видеть новые трансформации, новые безумные откровения. Лишь только тогда когда материя полностью исчерпает свою гнусь, высохнет и обратится в пыль — чашу можно считать испитой до дна.
