Поначалу усольцы думали: не останется Аверьян в их слободе, далее куда поспешит. Мужик — перекати-поле, на одном месте не удержишь. А вот поди ж ты: прогуляв лето, осенью на соляной промысел нанялся, осесть решил. Судачили усольцы: никак молодец жениться замыслил. И, конечно, на Ульяне — на ком же еще?
Тем временем Никита купил две варницы, построил третью и сразу стал женихом завидным. Срубил дом — не избу, а целый терем: с окнами, не волоковыми — косящатыми, с богатыми резными наличниками, с крытыми тесовыми переходами да высоким крыльцом. Были там поварня и мыльня, во дворе погреба, хлевы да конюшня. Домов таких в Усолье отродясь не ставили, опасались: налетит ворог, пожжет слободу — пойдет все прахом. Чай, не Москва — окраина Руси, не до роскоши.
— Боярином жить замыслил, Никита Кузьмич? В этаких хоромах небось и наместник не живал, — завистливо укоряли его соседи.
— Однова живем, — отзывался Никита и принялся высматривать себе невесту. Да скоро и посватался к Ульяне.
Отец ее, не веря в этакое счастье, поспешно согласился. И, не успела Ульяна опомниться, ударили по рукам да назначили сговор. Девица воспротивилась было, уговаривая отца отдать ее за Аверьяна: мол, любит его без памяти, за иного не пойдет.
— Аверьян сватов не присылал, не просил тебя за себя. Да ежели попросит — не отдам! — ответил отец, кипятясь. — Ишь, отдать за него! Он гол что сокол, за душою одне песни да сказки. Ты Бога должна молить за Никиту! Какой хозяин! Боярыней станешь жить в его терему.
— Не желаю боярыней! Не хочу за постылого! — стояла на своем Ульяна, просила слезно: — Не неволь ты меня, батюшка!
— Ульянушка, сердце смири, — уговаривал отец. — Сама посуди: тебе, сироте, этакое богатство в руки как по маслу идет! Сызмала впроголодь живешь, в курной избе — невелика радость-то… Неужто и деткам своим того желаешь? Я стар, хвор, не задержусь на белом свете. Вовсе одна останешься, о ту пору всяк обидит. Пропадешь! Уродилась ты в мать-покойницу пригожею, чрез то Никита ума лишился: берет тебя без приданого да со мною вместе. Грех отказываться!
— Не по сердцу он мне, — твердила Ульяна.
— Смирись, все одно приневолю! — отрезал отец.
После того сгоряча устремилась Ульяна к Никите, умоляя его отказаться от сговора. Решившись, открылась ему, что грешна: к Аверьяну, мол, тайно бегала. Да все без толку — простил ей Никита и этот грех, ничем не выдал своего смятения, лишь кулаки огромные сжал. Если бы глянула на него в тот миг Ульяна — встревожилась бы за жизнь Аверьянову, да стояла она перед ним, не поднимая глаз, не хотела видеть постылого.
Многие досадовали на ее счастье: мол, какого жениха окрутила, не иначе как колдовством. А она — видит Бог! — все бы отдала, лишь бы другой рядом был. Да что сделать, как добиться этого, ведать не ведала. Порою смотрелась Ульяна в подаренное Аверьяном глядельце и досадливо хмурила брови, недовольная своею пригожестью. Разве отступится Никита от нее? Ровно привороженный следом ходит.
Узнав про назначенный сговор, Аверьян с лица спал. Никто более не слышал его песен. Бессонными ночами он на луну глядел, ровно волк одинокий, только что не выл. Бродил по Усолью, а к Ульяне подступиться не мог — Никита не подпускал. Ничего иного не придумал Аверьян, как подкараулить соперника.
— Оставь Ульяну, Никита, не за свой кус хватаешься! У нас с нею все сладилось.
— Сладилось, сказываешь? — враз побагровел, удерживая гнев, солевар. — Грешком да потайкою? Сгубишь девку — и горя тебе мало?!
— Не мешайся, Никита, зашибу! — грозно двинулся на него Аверьян.
— Ну-ну, давай! Давно у меня на тя руки чешутся!
Они яростно схватились. Аверьян — откуда что взялось в поджаром теле — долго не уступал коренастому Никите. Но скоро сила его иссякла, и Никита от всей души измолотил ненавистного соперника. Аверьяна чуть живого — Никита кулаком мог лося свалить — подобрала и выходила Акулина. Она же и поведала парню спустя время, что у Никиты с Ульяною были сговор да обручение и все де у них к свадьбе идет.
Еще не оправившись, Аверьян, как услышал про то, открыто прибежал к Ульяне, умолял бросить все, уйти с ним из Усолья. Но, проплакав втихомолку несколько дней и покорившись родительской воле, она в душе уже попрощалась с любимым. В ответ на горячие уговоры Ульяна через силу попросила не тревожить ее сердца, простить да не поминать лихом. Аверьян остался ни с чем.
