Констанция оделась и пролистала сообщения о звонках в телефоне. Ей несколько раз звонили с работы, но перезванивать и разговаривать о делах, стоя в ванной комнате Джона Фейрвезера, она не хотела. Прежде чем приступить к работе, ей нужно добраться до гостиницы и привести себя в порядок.
Констанция попыталась воспользоваться лифтом, но двери не желали открываться. Тогда она распахнула дверь, которая вела в коридор отеля, и увидела неподалеку тележку горничной. Решив, что ей следует убираться отсюда, пока не появилась прислуга, Констанция, постоянно оглядываясь, мелкими перебежками двинулась в сторону общих лифтов, располагавшихся в дальнем конце коридора. Нажав кнопку вызова, стиснула зубы от нетерпения. Еще ни разу в жизни ей не приходилось сбегать откуда-то тайком, скрывая свое неподобающее поведение.
Попав в главный вестибюль, Констанция с удивлением обнаружила, что там толпится множество людей. Было утро выходного дня, и такое оживление показалось ей крайне странным. Еще хуже было то, что Джон оказался там же – он стоял на фоне росписи, украшавшей дальнюю часть зала, и давал интервью съемочной группе одного из телеканалов. Оператор с огромным микрофоном и простоватого вида корреспондент почти полностью перегородили выход, и Констанция замешкалась, придумывая план побега.
Джон не заметил ее, чему она была несказанно рада: не хватало еще, чтобы он улыбнулся или помахал рукой, привлекая к ней излишнее внимание.
– …Бюро по делам индейцев проводило расследование по подозрению в мошенничестве… – услышала она слова репортера.
«Хорошо, что они не видят главную участницу этого расследования, пытающуюся проскользнуть мимо них во вчерашнем белье, на котором остались следы спермы Джона Фейрвезера», – подумала девушка.
Джон что-то отвечал, смотря прямо на корреспондента. Констанция решила воспользоваться этим шансом и незаметно для него добраться до двери. «К счастью, камера была направлена в другую сторону, так что мой побег не будет документирован», – решила она, выскакивая на улицу, озаренную солнечным светом. Подгоняемая всплеском адреналина, она стала судорожно искать ключи от машины, стремясь убраться отсюда, пока ее никто не увидел.
Вернувшись в гостиницу, Констанция приняла душ, чтобы смыть с себя следы страстных прикосновений Джона, а затем позвонила в офис.
– Никола Мур из Бюро по делам индейцев звонила тебе шесть раз, – прошептала в трубку Линн. – Она уже стала впадать в истерику. Где ты была? В одной из газет опубликовали разоблачительную статью про отель и казино Фейрвезера, и она хочет знать, правдиво ли то, что там написано.
«Теперь понятно, что телевизионщики делали в вестибюле», – подумала Констанция.
– И что там написано?
– Все, как обычно, – как казино могло так быстро разрастись, вряд ли это законно и так далее.
– В этом нет ничего нового…
– Кое-что новенькое сказано о дяде Фейрвезера. Не помню, как его зовут, но у парня было бурное прошлое. Его обвинили в отмывании денег или чем-то подобном.
Констанция нахмурилась. Дона она считала совершенно отвратительным типом.
– По-моему, в казино все чисто. Оно приносит такую прибыль потому, что люди круглосуточно спускают здесь деньги.
– Ты уверена, что не поддалась на обаятельные улыбки Джона Фейрвезера?
– Абсолютно, – соврала Констанция, не собираясь рассказывать подруге, почему сегодня не выспалась. – Прости, что я так нервно отреагировала на твои слова. Меня стали раздражать все эти беспочвенные заявления. Начинаю думать, что люди просто завидуют успеху племени. Не понимаю, почему люди так расстраиваются из-за того, что индейцы стали зарабатывать.
– Может быть, потому, что индейцы не платят налоги?
– Часть налогов они все-таки платят. Такова была договоренность с властями. К тому же они создают рабочие места в районе, где до этого царила хроническая безработица.
– Ты говоришь весьма страстно.
«Почему Линн употребила именно это слово?» – подумала Констанция. Страсть она испытала этой ночью, и это чувство наверняка разрушит дневные амбиции.
– Ерунда. Мы говорим о совершенно объективных вещах. С какой стати крупным корпорациям можно ставить во главу угла зарабатывание денег и трактовать законы так, как им взбредет в голову, а индейцев в этом подозревают? Все мы любим деньги. Если бы нам обеим не платили бы, мы бы не работали.
