— Да-да, я понимаю. Жизнь продолжается.
Последовала непродолжительная пауза, после которой Сэм спросил:
— Ты слышал что-нибудь о Томе Клуне?
— Извини, Сэм.
— Извини в том смысле, что ты не можешь говорить? Или извини в том смысле, что ничего не слышал?
— Понимай как хочешь. В последнее время я только и делаю, что постоянно перед всеми извиняюсь.
— Что-то мне не нравится твой тон, — уже заметно мягче сказал Сэм. — Хочешь рассказать, что происходит?
— Нет… ничего. Просто любопытно, как продвигается расследование, вот я и решил позвонить…
— Еще не вечер, а у тебя вдруг проснулось необъяснимое любопытство? Захотелось узнать, где Том Клун? Неужели ты действительно считаешь нас, служителей закона, настолько тупыми? Неужели действительно полагаешь, что я поверю твоему нелепому объяснению?
— Да, Сэм. Именно так. Я бы действительно хотел, чтобы ты поверил в мое объяснение.
Провода донесли до меня его вздох.
— Знаешь, если бы ты был первым, кто спрашивает меня о Томе Клуне, я бы, возможно, и поверил. Но ты не первый, а потому я и настроен немного более недоверчиво, чем обычно.
— Кто еще тебе звонил?
Он рассмеялся:
— Думаешь, так я тебе и скажу? Хотя это уже и не важно. Предполагаю, ответ ты знаешь и сам.
«Кельда. Боже, она звонила Сэму, потому что не может найти Тома. Что же, черт возьми, происходит?»
— У тебя есть свободная минутка? — спросил Сэм. — Если есть, я бы с удовольствием поговорил о той, о ком ты так упорно не желаешь упоминать. Помнишь ее? Ту, которая обеспечила алиби Тому Клуну? Мы бы потолковали, и, уверен, нам обоим стало бы намного легче.
Я молчал, не зная, что сказать.
— Алан, ты еще здесь? Я тебя не слышу. Может, нас разъединили? Ты по сотовому, или как?
— Я… э… я… А, черт! Сэм, я уже ничего не знаю.
Он хмыкнул.
— Ладно, перезвони, когда будешь в лучшем настроении.
В трубке щелкнуло. Мне вдруг ужасно захотелось снова набрать его номер и рассказать все, что я знаю о Джонс и Кельде и о том, что все почему-то хотят знать, где Том Клун.
Но я так ничего и не сделал.
В тот момент я ненавидел свою работу.
В политическом отношении Колорадо представляет собой бастион западного консерватизма. В результате подавляющее большинство жителей штата воспринимают куда менее консервативный город Боулдер либо как любопытную диковинку, либо как раздражающего чужака. Для многих Боулдер слишком идиосинкратичен, слишком идеалистичен, слишком либерален, слишком красив, слишком не похож на всех остальных и слишком необычен.
Кому-то это может показаться смешным, но именно так подавляющее число жителей самого Боулдера воспринимает небольшой городишко Уорд.
Находясь на западной административной границе округа Боулдер — некоторые упорно выносят его за эту границу, — городок Уорд привлекает к себе людей самых разных типов и этим отличается от прочих затерянных в горах городков. Одних манит закрепившаяся за Уордом репутация последнего оплота свободного духа, других — его обособленное положение и прекрасные виды, третьих — гордая независимость его властей. Хотя все вышеперечисленные качества притягивают в город немалое число мятежных душ, процесс естественного отбора неизменно сводит его население к более или менее приемлемому уровню. Тяготы и трудности зимовки в маргинальном социально-экономическом сообществе с неразвитой инфраструктурой и в суровых условиях высокогорья быстро отделяют дерзких и крепких духом от безрассудных искателей приключений.
Сочетание изолированности и высокогорья делает жизнь в Уорде нелегким испытанием, но его обитатели относятся к той породе людей, для которых существование в почти любом другом месте практически невыносимо.
Основанный в 1860 году Кальвином Уордом, облюбовавшим это местечко по причине его богатства полезными ископаемыми, городок пережил коллапс добывающей индустрии, утрату статуса туристической Мекки, увядание единственной железнодорожной ветки и два опустошительных пожара, которые, по утверждению местных, были на самом деле поджогами, устроенными завистливыми соседями. Уцелевший после всех испытаний и бедствий Уорд — это анахроничная деревня из каркасных и кирпичных зданий, чудом сохранившихся после последнего большого пожара в конце девятнадцатого века.
