— Я напишу тебе письмо, Саманта! — печатая шаг, пообещал Сережа. — Но я не знаю адреса.
— Манчестер. Штат Мэн. Соединенные Штаты. Запомнишь?
— А мой адрес проще, — зазвучало в ответ. — Ленинград. Крейсер «Аврора». Пришли мне фото!
— Пришлю! Мы еще встретимся!
Саманта остановилась, словно осталась на берегу, а корабль уплыл в море. Она смотрела вслед морякам и махала рукой, как машут на причале.
— Ни одна девочка в мире не может остаться равнодушной к шагающим под звуки оркестра морякам, — зазвучал рядом папин голос.
— Но при этом не надо терять голову, — заметила мама.
Музыка звучала все тише, тише и наконец растворилась в разноголосице большого города.
А фантазия девочки заработала, устремилась вперед, и перед ее глазами возник взрослый Сережа. Он был высокий, крепкий и, как все полярные капитаны, с большой бородой. Но при всей суровости облика глаза его остались прежние и голос не изменился: «Я хранил твое фото всю жизнь!» — «Я же говорила, что мы еще встретимся».
Но мечте о новой встрече суждено было сбыться не через много лет, а в тот же день: Саманту и ее родителей пригласили на крейсер революции «Аврора».
Взрослые осматривали корабль, а Саманта краешком глаза все искала среди маленьких моряков своего знакомого Сережу.
Но вместо Сережи лицом к лицу столкнулась с Попрыгунчиком Полом.
— Хелло, Саманта!
— Хелло, мистер Пол! Вы снимаете торпедные аппараты?
Но Пол как бы не почувствовал насмешки в голосе девочки. Он широко улыбнулся:
— Я снимаю потрясающие кадры: американская девочка взяла в плен русский крейсер.
Саманта оглянулась и увидела, что корабль штурмуют фотографы и телевизионщики. Они примостились на торпедных аппаратах, надстройках, а один из них, рискуя упасть в воду, забрался на мачту.
Когда Саманта снова посмотрела на Пола, лицо его было серьезным.
— Нам надо поговорить, Сэми, — сказал он. — Я должен сообщить тебе нечто важное.
Но поговорить им не удалось. Саманта увидела Сережу и побежала к нему. Оркестр заиграл любимую мелодию из оперы «Порги и Бесс», и мальчик с девочкой закружились в танце.
Саманта была обыкновенной девочкой. И отметки у нее были обыкновенные. Она так и говорила про свои отметки — обыкновенные. И любила она играть в простые ребячьи игры. И конечно, рядом с ней была собака. Саманта была девочкой, и ее главные человеческие черты только начинали проявляться. А то, что она была фантазеркой — дети и должны быть фантазерами.
Фантазия может поднять человека в небо, из настоящего перенести в прошлое, а если поднатужиться, то и в будущее.
Но фантазия не может злого сделать добрым, скупого — щедрым, труса — храбрецом. Вы даже не представляете себе, как многого не может фантазия!
Фантазия не забава. Это скорее труд.
И если Саманта представляла себе, как танк, разбив стекло телевизора, врывается в ее дом и оставляет на ковре грязные рубчатые следы, то это не просто игра фантазии.
Это было предвидением — так могло случиться, если кто-то развяжет войну. И девочка боролась, чтобы этого не случилось, искала правду в нашей стране. Правда не всегда лежит на поверхности, к ней надо прокладывать путь самой.
В Ленинграде Саманту постоянно окружали взрослые. Они приветливо улыбались ей, ласкали ее, старались сделать ей приятное. Порой девочке казалось, что она попала в страну родственников, где у нее полно любящих дядей, тетей, бабушек и дедушек. И все-таки Саманта чувствовала себя пленницей взрослых.
Своим радушием взрослые старались уберечь американскую девочку от того, что им самим довелось пережить в годы войны, оградить ее от своих страданий. Сами того не желая, они мешали Саманте пробиться к правде, за которой девочка приехала из-за океана. Но маленькая американка делала для себя все новые важные открытия.
«Люди здесь кажутся мне такими же, как наши соседи, — открывала Саманта. — Они похожи на нас больше, чем я думала».
Дома от Саманты ждали правды. А чтобы открыть правду, надо все пережить самой. Как врачи-ученые прививали себе чуму и холеру, чтобы лучше изучить эти страшные болезни.
И хотя страдания войны давно стали памятью, Саманта упрямо прокладывала к ним путь.
