Я представляю себе Саманту идущей по Невскому проспекту. Вдалеке, в перспективе, сверкающая золотая игла Адмиралтейства упирается в белое облако. Все вокруг кажется неестественным и прекрасным. И не жмут туфли. Незнакомое, торжественное чувство переполняет сердце маленькой американки. И ветер с Невы играет ее волосами, и все время приходится отбрасывать их с лица.
Когда подруги подходили к началу Невского, в огромных витринах появились нарядные манекены. И две подруги, отраженные в больших зеркальных стеклах, как бы очутились в глубине витрин, и в этом Зазеркалье шли между застывшими фигурами манекенов.
Потом витрины кончились, и сразу в глаза Саманте бросилась надпись, сделанная синей краской прямо на каменном цоколе дома.
— Что тут написано? — спросила она подругу. — Как жалко, что я не умею читать по-русски.
Наташа перевела ей надпись:
— «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».
— Опасна?! Почему опасна?
Саманта непонимающе посмотрела на подругу и снова перевела взгляд на надпись. Теперь незнакомые слова, казалось, пылали, и к ним лучше не притрагиваться.
Вокруг шли люди, их лица были спокойны, словно тревожная надпись на стене не имела к ним никакого отношения. Они просто не замечали ее.
— Наташа! Что это значит? Почему опасно? Кто стреляет?
— Это осталось от войны, — пояснила подруга. — Старые люди до сих пор по привычке переходят здесь на другую сторону.
Саманта не двигалась с места.
И в этот момент раздался, ударил по сердцу орудийный выстрел. От неожиданности Саманта вздрогнула, крепко сжала Наташину руку и, увлекая за собой подругу, бросилась на другую сторону.
Ей казалось, что сейчас послышится сухой шорох летящего снаряда. Раздастся взрыв. Зазвенят разбитые стекла. И едкий дым, подсвеченный изнутри пламенем, закроет солнце… Сколько раз такую картину она видела по телевизору!
Потом, вспоминая это утро, Саманта скажет: «Я одним глазом увидела войну. Почувствовала, какая она, война. Хорошо, что со мной была Наташа…»
Когда девочка опасливо открыла глаза, никакого дыма не было. Стекла в витринах были целы, манекены стояли на своих местах. Наташа улыбалась.
— Не волнуйся, подруга, это сигнальная пушка на Петропавловской крепости отметила полдень.
— Полдень? — Саманта недоверчиво посмотрела на подругу, и тревога в ее глазах улеглась. — Полдень. А я подумала…
— Ты просто не привыкла, — успокоила подружку Наташа. — Слышала бы ты, как скрипели тормоза, когда мы под носом у машин перебегали дорогу!
— У нас дома пушки не стреляют даже в полдень, — задумчиво отозвалась Саманта. И вдруг лукаво улыбнулась: — А папа с мамой думают, что я без них отправилась к ланчу.
По улице медленно проехала поливальная машина, словно смывала следы обстрела. От мокрого асфальта запахло рекой.
Когда подруги подходили к гостинице, им встретился вездесущий Попрыгунчик Пол. Камера на его плече поблескивала стеклянным глазом.
— Хелло, Саманта! Привет, Наташа!
Пол улыбался, и его веселый голос звучал с уютной хрипотцой.
— Мистер Пол, вы слыхали орудийный выстрел? — неожиданно спросила Саманта.
— О! Естественно! Я проверил часы.
— А вы не хотите сделать репортаж об американской девочке, которая гуляла по Невскому проспекту, а рядом гремели выстрелы — советские войска готовились к нападению на Америку?
Этот вопрос поставил Пола в затруднительное положение, но он не подал вида, продолжал улыбаться:
— Прекрасная идея!
— Вы же предложили мне вместе работать. Был «военный корабль с боевыми ракетами», теперь «артиллерия в Ленинграде».
— Ты все еще помнишь тот корабль? — спросил Пол.
Он уже не улыбался.
— Я никогда не забуду его… Женщина с мертвым Славиком на руках… Ах, мистер Пол, мистер Пол! — Саманта замолчала.
— Я тоже помню тот корабль, Сэми! — задумчиво произнес Пол. — Ты не думай, что у меня плохая память.
И он зашагал прочь.
