— А как насчет твоей души? — поинтересовался Симеон, включив луч на нормальную интенсивность. — А, неважно. Я все время забываю, что ты новичок, Икс-Эн. Подожди, пока попрыгаешь по подпространствам несколько сотен лет. Тогда начнешь понимать, что правила могут варьироваться в соответствии с людскими потребностями.
— Ты хочешь сказать — с потребностями мягкотелых, — гордо поправила его Нансия. — Я никогда в жизни не просила сделать для меня исключение или оказать милость, и не собираюсь начинать сейчас.
Ответный импульс Симеона — диссонирующие волны и сталкивающиеся цвета — был электронным эквивалентом чрезвычайно грубого слова.
— Я понимаю, почему психологи сочли, что из тебя и Калеба получится превосходный тандем, — произнес Симеон. К сожалению, на этой реплике он отключил передачу, оставив Нансию недоумевать на протяжении всего времени полета до Веги-3.3. Так почему же психологи сочли уместным дать ей в пару «тело», чьим основным достижением до сих пор была потеря его первого напарника? Неужели что-то было не так в ее деле, какая-то нестабильность, из-за которой ей и назначили такого некомпетентного пилота? Наверняка в ином случае этот мягкотелый Калеб остатки своих дней на Курьерской службе провел бы, выполняя межпланетные прыжки и мелкие задания — вроде этого приказа забрать губернатора Трикстоппла. А Психологический Центр хочет повесить его на нее — вместе с его запятнанным досье! Это было нечестно. Нансия обижалась на это всю дорогу до Веги-3.3.
Первый взгляд на Калеба отнюдь не развеял ее сомнения в уместности этого назначения. В записях Курьерской службы говорилось, что ему всего двадцать восемь лет — молод для мягкотелого, — однако шел он медленно и осторожно, словно усталый старик. Форма Службы смотрелась на нем так, словно была сшита для человека более крупного телосложения. Китель неопрятно висел на широких, но при этом костлявых плечах, брюки собирались в складки на голенях. «Тощий коротышка с кислой рожей, — мысленно вынесла резюме Нансия, пока Калеб поднимался по лестнице. — И почему бы ему не воспользоваться лифтом, если он настолько потерял форму, что не может одолеть один-единственный лестничный пролет?»
Обращенное к ней приветствие было вполне вежливым, но при этом безэмоциональным. Нансия ответила в том же тоне. Они равнодушно производили все положенные по уставу Службы формальности, пока Нансия не вывела на экран приказ, пришедший с базы Вега. И тут Калеб вышел из себя.
— Делать крюк, чтобы взять на борт этого толстозадого чинушу и его семейство? Это работа не для Курьерской службы! Почему бы Трикстопплу не подождать вместе со всеми следующего рейсового пассажирского корабля?
Нансия пустила грязно-коричневую рябь поперек экрана, на который был выведен пресловутый приказ.
— Никто мне ничего не объясняет, — ответила она вслух для удобства Калеба. — Остановись здесь, лети туда, доставь этих ребят в систему Ньота, забери застрявшего пилота с Веги-3.3, подбери губернатора на 4.2 и отвези его обратно на Центральный. Я не знаю, почему он затребовал специальный рейс, — он ведь даже не принадлежит к Высшим Семьям.
— Нет, но он работал на это подпространство в течение долгого времени, — ответил ей Калеб. — И, возможно, сделал больше, чем полдюжины пустоголовых аристократишек с двуствольными именами.
— Мы не все пустоголовые, — возразила Нансия. — Ты, наверное, не потрудился внимательно прочесть свои бумаги? — Она высветила на экране прямо перед ним свое полное имя.
— Ну что ж, ты ничего не могла поделать с фактом своего рождения, — равнодушно произнес Калеб, — и я полагаю, что обучение в Лабораторной школе способно многое исправить. Ты готова к отбытию? Мы не можем тратить время на болтовню, если хотим уложить эту дополнительную остановку в рамки расписания.
«После того как мы доберемся до Центрального, я дам ему десять минут на то, чтобы убраться вместе с багажом и освободить место для «тела» с нормальными манерами», — поклялась себе Нансия, включая двигатели и выполняя куда более резкий и быстрый старт, чем когда бы то ни было ранее позволила бы себе с мягкотелым пассажиром на борту. «Нет, это слишком щедро. Пять минут».