«Да, — подумала Хельва, — я должна была догадаться, что Паролан не станет объясняться и заискивать. Наверное, такой дерзкий напор — единственный способ привести Рейли в чувство». Ей было искренне жаль адъютанта, который, остолбенев от ужаса, застыл рядом с шефом. Она была рада — и за него, и за себя с Найалом, — что Рокко и Амайкинг еще не ушли. И не сомневалась, что Найал воспользовался их присутствием, чтобы заставить Рейли признать столь нелицеприятно изложенные факты.
И шефу придется их признать. У него нет ни выбора, ни выхода — во всяком случае перед лицом представителей могущественных организаций, ссориться с которыми ему нет резона.
— Это тебе придется шевелиться, Паролан, — наконец выдавил Рейли. — И вкалывать так, как еще не вкалывала ни одна команда.
— Само собой.
— И однажды... — прохрипел Рейли, — однажды ты, Паролан, обдуришь сам себя!
— Мне нужны не пророчества, шеф, а модели и магнитные пленки. Приятно было с вами повидаться, Рокко, и с вами, капитан. Конец связи.
Экран погас, и когда Найал обернулся к Хельве, на лице его было незнакомое, беззащитное выражение.
— А ведь он бы отдал свою пенсию, только бы узнать, что со мной это уже случилось, правда, Хельва? — проговорил он тихо и виновато. И тут же широко улыбнулся. И взгляд его — гордый, любящий, искрящийся жизнью и юмором, заставил ее сердце подпрыгнуть от радости.
Вот они и пережили этот кризис, пережили вместе. Теперь для них нет ничего невозможного. Между ними существует такое взаимопонимание, какого не было у нее даже с Дженнаном. Они знают все достоинства друг друга и все слабые места. Впереди их ждет небо в алмазах, постоянное стремление к новым победам и свершениям.
Хельва замерла: ей хотелось продлить этот миг. Мгновения столь чистого счастья так редки, так недолговечны...
И как будто подтверждая это, запищал сигнал Ценкома.
— Это вы, м-р Паролан, то есть X... я хотел сказать НХ-834? — заикаясь, проговорил смущенный голос.
— Паролан слушает, — ответил он, не отводя глаз от ее пилона, зная, что она сама включит микрофон.
— Сэр, мы не можем воспользоваться лифтом, чтобы доставить вам то, что вы просили, потому что...
Дав отбой, Хельва сняла звуконепроницаемое поле, спустила лифт и открыла дверь шлюза.
— Черт возьми, ну и видок же у меня — ты только посмотри, как раз для командира! — ругнулся Найал, внезапно осознав, как выглядит и во что одет. — Я, пожалуй, был бы чище, если бы они притащили меня волоком. — Он направился к пилотской кабине, на ходу стаскивая с себя рваный, перепачканный комбинезон. — Хельва, закажи мне какую-нибудь одежонку у интенданта — он знает мой размер. Вели принести черный чемоданчик, я оставил его у семнадцатого поста. И еще: я закоротил датчики между семнадцатым и восемнадцатым.
Он продолжал отдавать указания, одновременно принимая душ, облачаясь в спешно доставленную форму, наскоро перекусывая на камбузе. Лифт и связь работали без передышки. В главной рубке появились дополнительные столы, на которых расположились макеты двигателя и отчеты, услужливо присланные Добриньоном. Найал послал за всеми записями, сделанными на корабле-разведчике. Казалось, он не знает усталости — а ведь он не ложился всю ночь и полдня провел в бегах. Нет, Рейли никогда не загонит Паролана так, как он может загнать сам себя... и ее в придачу.
— Эй, Хельва, — вдруг сказал Найал, выглянув в открытый шлюз, — включи-ка свет. Я почти ничего не вижу.
— Я и не знала, что уже так поздно, — проговорила она, всматриваясь в тропические сумерки.
И как раз в этот миг звонкий медный голос трубы с крыши главного корпуса возвестил об окончании дня. Конец дня... и одновременно реквием. Звучный протяжный напев поплыл над огромной базой, к дальнему кладбищу, скрытому в густой тени деревьев. Когда-то она слышала в нем только реквием. Но сегодня... «Каждый день умирает, — думала Хельва, — позволяя ночи, несущей мрак печали и забвенья, свершить свой путь и принести... новый день. И эта песня горна — простая и точная метафора начала и конца».
Кончен день,
Ночи тень
Скрыла звездным плащом небосвод голубой.
