Сага о князе Гривальде - страница 29
У меня никто не спрашивал, хочу ли я получить темную жизнь. Отец сделал выбор за меня – и не мне рассуждать о том, правильно ли он поступил, вмешавшись в мою судьбу. Что бы выбрал я, если бы мне предоставили такую возможность? Остался бы я человеком? Кто знает… но часть меня им осталась. А если нет, то почему я тянусь к людям? Почему не могу заставить эти чувства уйти в глубину и усыпить их? Будь на моем месте кто-нибудь другой, он бы безропотно подчинился воле отца и отдал бы свое сердце женщине из другого клана – это предписывал единственному сыну главного вампира его долг. Но холод, один лишь холод я видел в красавице Лотте, хотя любой из моих братьев почел бы за честь разделить с ней вечную жизнь.
А потом я увидел Виргинию. Я помню тот день – она возвращалась верхом с поздней прогулки, и мы случайно встретились на дороге, ведущей к городу. О чем я думал? О чем думала она? Что я почувствовал в тот момент? То, что никогда бы не почувствовал к Лотте, проведи мы рядом хоть пять тысяч лет. И что же я сделал? Испугался того, что Виргиния будет болеть и стареть, что она умрет. И сделал ей предложение, от которого не отказался бы ни один смертный: могущество и бессмертие в обмен на невозможность существовать под лучами солнца и отказ от привычной людям пищи. Я своими руками превратил ее в существо, которым являлся сам – и которое ненавидел за невозможность испытывать чувства. Стоит ли удивляться, что все повернулось именно так?
Тихий голос внутри предательски шептал мне: подожди, ты не знаешь, что ожидает вас впереди. Все изменится, она многое поймет, не отталкивай ее – ведь ты сам не потрудился научить ее тому, чему следовало научить. Ей недавно исполнился век – она еще ребенок, ты сам был ребенком, ты знаешь, каково это. Но я не умею ждать . Или умел – но это было давно, в той жизни, которой меня триста лет назад лишил кинжал одного из разбойников, а мой отец завершил начатое. Как долго обращенные в сознательном возрасте существа помнят отрезок человеческой жизни? Я уже почти забыл его.
Не помнил вкуса хлеба – теперь у него был другой вкус, если мне приходилось угощаться – не помнил вкуса вина. Наверное, когда-то я любил ощущение тепла солнечных лучей на коже, но сейчас мысль об этом вызывала во мне животный ужас. Я забыл все лица, которые когда-то были мне дороги – думаю, забыл бы и мать с отцом, если бы не смотрел на их портреты каждый день. И Великая Тьма видит – порой мне хотелось вырвать из себя и этот крошечный островок души, в котором глубоко подо льдом до сих пор жил человек. Может, Морана тогда была права, и все дело в том, что я еще молод?.. Но сколько нужно прожить для того, чтобы твое сердце превратилась в камень? Пятьсот лет? Тысячу лет?
– Мой князь.
Мне понадобилось несколько секунд для того, чтобы вернуться к реальности и осознать, что я стою посреди улицы, не решаясь двинуться. Из всех здешних домов меня – какая ирония! – угораздило остановиться перед домом священника. И отсюда я меньше всего ожидал услышать этот голос – знакомый голос, который я предпочел бы забыть.
– Мой князь сегодня молчалив. Но, наверное, бунтарка и изгнанница не сможет постичь всю глубину его печали, так что он не посвятит ее в подробности.
Морана стояла на крыльце дома, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Первое, что бросилось мне в глаза – она коротко подстригла волосы. Я привык видеть ее с длинными, тяжелыми темно-каштановыми локонами, которые она редко заплетала в какое-то подобие прически, хотя тщательно за ними ухаживала. Что до мужского костюма – это меня не удивило. Наоборот, теперь ее образ казался мне целостным. Платья, от простых до самых изысканных, неизменно шли ей, но я не мог отделаться от мысли, что в них она чувствует себя неуютно.
– Я… я… – Что я мог сказать, черт возьми? Сказать, что рад ее видеть? Это было бы самой гнусной ложью в двух мирах. – Какой сюрприз. Я не знал, что ты живешь здесь. И как давно?
– Что значит время в контексте вечности, мой князь? Времени нет… есть только она.
