– Где кольцо? – спросил он.
Но я не ответила. Теперь, ударь он меня еще хоть сотню раз, я ни за что не открыла бы ему правду. Кажется, он понял это, потому что, не дождавшись ответа, просто взял и ушел, а я снова осталась одна, не смея пошевелиться. Когда шаги за дверью утихли, я сползла по стене и зарыдала, правда на этот раз тихо, чтобы не доставить удовольствие этому ублюдку. В голове шумело, щека, на которую пришелся удар, распухла. Но, как ни странно, плакала я не от обиды или боли, а оттого, что даже не надкусила бутерброд, который предлагал Алексей.
Эпизод седьмой
Освобождение
Москва, июль 2015 год
– Бутерброд, бутерброд, бутербродик, – тихо напевала я, лежа на кровати. Это все, что заботило меня последние пару дней. Такой аппетитный, необыкновенно вкусный хлебушек и толстый ломоть колбасы. Потом еще лист салата, обязательно помидоры и сыр. Да, там, несомненно, должен быть сыр. Ох, как это должно быть вкусно! И почему раньше я никогда не ценила бутерброды?
Пара дней без еды, и все проблемы уходят на второй план. И все, что действительно заботит в эти минуты, это кусочек мяса и хлеба. Иногда мне казалось, уже неважно, почему я сижу в этой непонятной камере и сплю на жуткой кровати. На третий день моего заточения, а может, на четвертый я начала сходить с ума. Когда спала, мне виделся огромный бутерброд, когда бодрствовала, он приходил ко мне в мечтах. А все, что я имела, это ржавая вода. Порой мне казалось, про меня совсем забыли, но иногда за дверью слышался шепот. В такие моменты я осознавала, что рядом кто-то есть. И от этого делалось немного легче. Я не могла понять, почему Вадим медлит с моим освобождением. Мне было невдомек, что он даже не знает, кто меня выкрал и зачем. Ведь к нему за эти дни так и не поступило предложений о выкупе. Однажды, когда сил терпеть голод больше не было, я прислонилась к двери и услышала разговор. Все та же женщина с тем же мужчиной.
– Мы должны стрясти с него выкуп, – кричал громила.
– Тебе что, недостаёт тех денег, что платим мы?
– Денег много не бывает. Почему не заработать еще, когда добыча сама просится к тебе в руки?
– Нет, – резко ответила женщина, – даже не смей обращаться к Надежнецкому, он со своими связями тебя в порошок сотрет.
– Ерунда!
– Даже и не думай!
– А что вы сделаете, если вдруг я сообщу ему?
– Тогда и узнаешь, кретин!
– Вот и решили, – расхохотался мужчина. Потом раздался выстрел и звуки быстро удаляющихся шагов.
– Стерва, – услышала я голос амбала.
Были часы, когда я думала, что умираю. Тело казалось мне легким и невесомым. В такие моменты я была нервно возбуждена. Ходила по комнате, вальсировала по ней. Несколько раз заходил мой мучитель и пытался выведать про кольцо, но я забивалась в дальний угол и молча смотрела на него оттуда. Хорошо, что он больше не осмеливался поднять на меня руку.
У меня было много времени, чтобы подумать. И хотя мысли частенько сводились к еде, я пыталась осмыслить, для чего меня держат здесь. Я понимала, дело не в деньгах. Разговор моих похитителей о кольце навел на мысль, что помимо Алексея кто-то еще хочет попасть в Долину. А это значит, не только он знал о ней и верил в ее существование.
В мире действует правило – не запретишь что-то делать, никому и не захочется. Но если, скажем, во всеуслышание объявить: "Не смотрите на меня!", то все обязательно повернутся в твою сторону. Это проверено сотни раз. Первая реакция человека на запрет – это агрессия, желание узнать, а почему нет? Наверное, в этот раз со мной было то же самое. Как только я поняла, что кто-то пытается остановить или опередить меня, сразу захотелось в Кению. И меня уже не пугала дикая саванна, полная опасностей. Не страшил перелет, чужая комната в отеле и даже то, что Долины может и не быть. У меня появилось стойкое желание оказаться там, и оно заглушало все другие.
Иногда, в минуты полной слабости, лежа на вонючей кровати, я дремала и видела яркие сны. Мне казалось, я познаю историю мира, в котором родились мои предки. Частенько мерещился запах эвкалипта и зов странной старухи из пещеры. Дни, проведенные в этой комнате, были сплошной чередой бодрствования и сна. В конце концов, настал момент, когда я больше не могла подойти к крану с водой. Оставалось только лежать на кровати и осознавать, что конец близок. Однако слез и сил, чтобы оплакать это, у меня не было. Терзал только факт, что теперь, когда я точно знаю, чего хочу, у меня не будет возможности осуществить это.
