Максим Шевченко очень быстро пришёл, заблокировал их возле двери. Начал вешать им лапшу, рассказывать какие-то истории, байки. Стал спрашивать у следователя-ингуша, откуда у него такая дорогая машина, — выжидая, пока приедут адвокаты.
Приехал Марк, потом Сычёв. Телефон адвоката Сычёва мне дал в своё время Орхан. Он его хвалил, но я в нём быстро разочаровался, потому что он политические дела брал платно, и его задача была не уйти из-под сачка, который на тебя набрасывала гебня, а именно зарубиться с ними: «Стреляйте, сволочи!».
У следователей план менялся на ходу. Приехали они с намерением предъявить обвинение по оправданию терроризма в публикации на сайте Исламского комитета. Но информация об обыске пошла в СМИ, и они решили жестких мер сразу не принимать.
Текст они выбрали странный, написанный неким арабом ещё в 2003 году. Я спросил, почему они мне шьют дело по дурацкой чужой статье про женщин в джихаде, вместо того чтобы заняться моей прекрасной, очень сочной статьей про Саида Бурятского в качестве новой ступени джихада на Кавказе. Они мне сказали, что нет приказа:
— Мы изучаем только вот эту статью.
Они искали подтверждений, что я должен был одобрить эту статью.
Я им говорю:
— Вы понимаете, что я не читаю, не захожу в интернет и не умею работать с этой штукой. Мне распечатывают, приносят, и тогда я читаю.
Они начали искать распечатку, но распечаток не было. Хард-диски тогда забрали и ничего не вернули.
По моему делу свидетелями прошло около 500 человек. Я, когда шёл на очередной вызов, встречал вереницу знакомых лиц, которых уже давно забыл. Я никак не мог сообразить, откуда у них персонажи, которых я уже и не помнил. Дело оказалось в том, что, когда в 2006 году я был арестован в Дагестане вместе с Абасом Кебедовым, они украли мой телефон. Остальным телефоны вернули, а мне нет. И в этом телефоне было около 1000 номеров, включая Зюганова, с которым я активно общался в какой-то период. Дальше просто по телефону косяками выдергивали народ.
Многие звонили, предупреждали, что их вызывают по моему делу. Потом я понял, что это люди, найденные по моей телефонной книге. Я в своё время требовал, чтобы мне его вернули, мне тогда привозят полный мешок — выбирай любой. В мешке моего телефона не оказалось, тогда притащили ещё мешок.
Как-то к нам с Марком на улице подошел начальник следственного управления и сказал:
— Ну что, будем признаваться? Выходим на условный срок и с чистой совестью расходимся.
После этого была ещё пара допросов. Дело сошло на нет.
Но активность РПК на этом они погасили.
Должны быть люди, готовые взять в руки что-то потяжелее пластикового совка. К этим людям и должен прийти РПК. Новый настоящий Политический комитет, без всяких крыловых и торов.
С 12 лет я искал концентрации, платформы чистого антигуманизма. Для меня принципиально была важна идея оппозиции «человеческому, слишком человеческому». Антигуманизм в отношении истории, социологии, антропологии, социологии.
Гуманизм — это повестка, некий ценностный критерий.
Например, есть концепция финансов, представление о том, что такое финансы. Когда мы пытаемся понять, почему рубль зависит от доллара, а доллар поднимается повсюду, мы приходим к тому, что он был завязан на золото, потом был отвязан от золота, золото вообще улетело за облака, как заходящее солнце. Есть некий эквивалент ценности.
Мы ищем, ищем, ищем, что же у нас твердое, что у нас неразменное. В сфере современного мира, макроматрицы, гуманизм является тем «золотом», которое обеспечивает все остальные виды валют.
Это и есть «солнце гуманизма». Не вера в человека, не культ человека, не то, что «человек — это звучит гордо». Это определенное сведение взглядов к концепции, что «человек есть мера всех вещей». Вещи могут быть посчитаны, потому что они измеряются человеком…
Мы с Русланом Айсиным зашли в книжный «Ходасевич», и нам на глаза попался журнал «Логос», номер, посвященный опровержению Гуссерля. Я его открываю и читаю рассуждения автора одной из статей о современном направлении, которое выражено профессором Менским в книжке «Сознание и квантовая механика», — относительно множественности миров.
