Чем объясняется та притягательность, которую этот богатый на пороки венецианец имеет для нас? По какому принципу наша память осуществляет выбор из огромного числа тех, кто когда-либо жил на земле и чем-то обратил на себя внимание? Почему нам по-прежнему близок такой бродяга, как Вийон, в то время как бесчисленное множество людей чести, которые уже в его время пользовались известностью, оказались преданными забвению? В основе этого выбора лежит, пожалуй, принцип целостной жизненной силы, что, как сок из корней, переходит в деяния и творения — силы, в которой, по ту сторону всех заслуг и всяческой морали, мы познаем самих себя, ибо она является нашим общим наследством.
ФРИДРИХСТАЛЬ, 23 апреля 1940 года
Простуда, в той малоприятной стадии, какая никак не желает перейти в следующую. Вдобавок — падение с лошади, споткнувшейся на учебном плацу, падение головой вперед, к счастью, на мягкую землю. Тем не менее, я ненадолго оказался как бы оглушенным, и это состояние не проходило, пока люди отряхивали меня от пыли; я стоял между ними как абстрактный объект. Вечером с почтой неприятные новости.
Во второй половине дня — в Брухсальском замке с его знаменитой лестницей. К сожалению, хорошей фотографии не получилось. Наряду с лестницами в Майссенском замке, которые, подобно веретену, кажутся выбитыми в массиве камня, эти — самые красивые из тех, что я когда-либо видел. Неожиданный эффект от такого рода строений был бы еще сильнее, если бы прежде не приходилось видеть его бледных подобий. И все же впечатление prima vista[112] — удовольствие, доступное только современникам.
Когда мы постимся, чтобы излечить себя, то действуем подобно хозяину, который на некоторое время освобождает своего повара от его обязанностей, потому что должен выпроводить из дома непрошеного гостя. Постничество — великое лекарство; оно приносит не только здоровье, но и дает досуг и духовную мощь.
ФРИДРИХСТАЛЬ, 28 апреля 1940 года
В глубине Хардта, где еще сохранилась атмосфера одиночества девственного леса. Гроза, молнии и сияние солнца, а еще барабанная дробь дятлов вблизи и вдали. Черный дятел скользнул надо мной, когда я, растянувшись, лежал на мхах в дубовой лесосеке, потом он стал по спирали подниматься вверх вокруг старого ствола. С этой птицей поистине что-то нечисто, и особенно подозрительны пропорции: огромная голова на тонкой шее. Негнущиеся крылья издают в полете какой-то свист; ржущий крик жалобнее крика зеленого дятла. Распространенное в народе название «огненная курица» подобрано метко.
На моем столе в вазе цветут плачущие сердца — еще один тест для собственной проверки. Сейчас я оцениваю удовольствие от них, и мне кажется, что никогда еще оно не было таким сильным. Насколько все же недостаточны все наши научные системы по сравнению с одной такой цветущей веточкой! В них — объяснения нужды, но кто же объяснит изобилие?
ФРИДРИХСТАЛЬ, 8 мая 1940 года
Полковые учения проходили на всем протяжении Хардта до самого Тойч-Нойройта; я принимал в них участие в качестве судьи. Утро было свежим и ясным; в лесу копыта лошадей касались островков майских ландышей. После короткого боя за овладение лесной опушкой — «общий отбой». В основу разбора учений генерал положил фразу о том, что успех этой войны зависит от быстрого наступления и маневренной войны на Западе.
В ротной подготовке мы также стремимся отработать атаку на широко рассредоточенные цели; в середине месяца она должна завершиться смотром. Кроме того, два дня в неделю я инструктирую ударную группу, в которую из каждой роты отбираются лучшие солдаты. Мы либо на небольшом укреплении тренируем вторжение с использованием боевых зарядов, либо разучиваем атаку с окружением на бункерах и бревенчатых срубах в лесу.
ФРИДРИХСТАЛЬ, 10 мая 1940 года
Ночью мне приснились авиационные эскадры, которые пролетали над домом. Поутру, в тире, я узнал, что в воздухе и вправду было оживленно. В сторону Голландии и Бельгии направлялись транспортные самолеты. Война, видимо, вступила в кризисную фазу, однако никто не взялся бы точно определить, сколько еще она могла продолжаться.
