Анатоль бил и бил до тех пор, пока «Голиаф» вновь не двинулся вперед тяжело раскачиваясь и слепо тыкаясь из стороны в сторону.
Сферические павильоны хрустнули под гусеницами, будто яичная скорлупа.
Браслет связи мигнул малиновым огнем, запястье кольнул электрический разряд.
Илья вскочил.
Кто-то вызывал его по специальному каналу. Впервые он понадобился кому-то как Садовник. Кто-то просил помощи.
— Слушаю, — поспешно отозвался он.
В объем экранчика ворвалось лицо Ирины. Бледное, испуганное. Из глаз Язычницы катились горошины слез.
— Он здесь, на стройке, — сказала девушка, кусая губы. — Он ничего так и не понял, ничего… Почему вы молчите, Илья?
— Что случилось? — Илья машинально потянулся за форменной курткой. Где он?
— Убежал, — всхлипнула Ирина. — Он какой-то бешеный. Он погубит себя. Спасите его, Илья!
Гнев, жаркий, как удушье, гнев завладел Ильей. «Неужто все прахом? мелькнула возмущенная мысль. — Месяцы узнавания, работы. Усилия стольких людей. Их боль и тревоги. Моя боль…»
Он устыдился этой вспышки. Так же тяжело и жарко, как и гневался. «Это не вина Анатоля, запомни, — приказал он сам себе. — Это беда его. И твоя тоже».
— Лечу, — коротко сказал он Ирине. — Вылетаю. Только вы не волнуйтесь. Я вылетаю.
Уже в воздухе Илья пожалел, что не вызвал скоростной глайдер. Гравилет — машина хорошая, но там Анатоль и у него слишком много свободного времени… Бешеный — так сказала Ирина. Зная его импульсивность, можно ожидать… Что, собственно, можно ожидать? Все, что угодно. Да, поговорили…
Вынужденное бездействие становилось невыносимым. Дурные предчувствия подступали со всех сторон, и Илья не успевал от них отбиваться. Минут через десять, когда Анатоль вдруг померещился ему уже неживым — а что, а что, пытался же он покончить с собой, пытался?! — Илья встрепенулся и вызвал по шестому каналу совет Мира.
— Стажер Юго-западной школы Садовников, — представился он дежурному оператору. — Прошу две минуты планетарной связи.
— Мотивы? — спросил оператор.
— Человек в опасности, — скупо ответил Илья и, помедлив, будто слова эти не давались ему, добавил: — Возможно, опасен и сам.
— Даю минутную готовность, — оператор сделал на пульте какое-то переключение.
Илья даже поежился, представив, как вызов совета Мира заставляет всех и каждого отвлечься от своих срочных или несрочных дел, взглянуть на браслет связи или на общий экран. Миллиарды людей сейчас будут…
— Говорите, — позвал его оператор. — Земля слушает вас.
— …Сорок минут назад, — Илья заканчивал свое обращение, — Жданов находился в районе строительства Музея Обитаемых миров. Гнев неправедный или отчаянье владеют сейчас им — я не знаю. Но кто бы ни встретил его, сообщите мне. И будьте с ним бережны.
Планетарный эфир отозвался лишь тихими шорохами. И в этой тишине Илье почудилось ожидание огромного множества людей. Внимательное, еще не укоризненное, но уже чуть-чуть недоуменное ожидание. Будто он что-то забыл сказать. Необязательное и в то же время самое главное. Ждал и оператор, хотя две минуты уже истекли.
И тогда Илья, повинуясь какому-то наитию, торопясь, чтобы не прервали планетарную связь, добавил мгновенно сложившуюся формулу:
— Я, Илья Ефремов, нарекаю Анатоля Жданова братом своим! Готов разделить судьбу его и ответственность за все его действия.
Сразу стало легче.
Все тревоги на время отодвинулись на задний план. Осталась одна лишь мысль — настойчивая, острая: «Успеть!».
Илья решительным движением поднял панель пульта управления гравилетом, нашел продолговатый желтый брусок блока ограничителей и попробовал его вынуть. Блок не поддался. «По-видимому, конструкторы предусмотрели, что найдутся охочие… — отметил с досадой Илья. — Но тогда они должны предусмотреть и…»
Он поспешно достал жетон с изображением Солнца, вставил его в щель на пульте, под которой значилось: «для служебных программ». Желтый брусок блока ограничителей упал в подставленную ладонь.
…Ускорение распластало его сильное тело в кресле, отозвалось внезапной болью в каждой клеточке, нерве, сосуде.
Возносящаяся капелька гравилета все глубже проникала в стратосферу. Уже заметно округлилась внизу Земля, подернулась голубизной. Уже подступала со всех сторон ночь внеземелья, а маленькая машина карабкалась и карабкалась вверх.