– Мы почти на месте, – сказала я.
Под нами проплывали суровые леса и маленькие городки, а я смотрела на профиль Соло. Его губы были сжаты, у рта залегли суровые складки. Руки легко сжимали штурвал. Он надел мягкий белый пуловер, серые брюки и крепкие ботинки, а я, естественно, облачилась в темно-синий строгий костюм. Теперь мы выглядели совершенно по-разному, но Соло, целиком сосредоточенный на управлении самолетом, был также сдержан и суров, как и я.
– Ты уже бывал в этих горах раньше? – спросила я, перекрывая рев двигателей.
После секундной паузы он кивнул головой.
– В детстве.
– Теперь в моем родном городе есть даже небольшая больница, это совсем близко от нового аэропорта. Он совсем маленький, но все же… Как только мы приземлимся, я позвоню бабушкиному управляющему, и он вышлет за нами машину.
Соло снова кивнул, но промолчал, а я осторожно добавила:
– Ты сможешь остановиться в бабушкином особняке.
Он посмотрел на меня с невозмутимостью игрока в покер, но я заметила, как побелели костяшки его пальцев, вцепившихся в штурвал.
– Не беспокойся, я найду, где остановиться.
– Это не просто вежливость с моей стороны. Я бы хотела, чтобы ты был рядом. – Я колебалась, стоит ли продолжать. – Я знаю, что твоя работа кончена, но…
– Ты полагаешь, что ты для меня – только работа?
Я сделала вид, что смотрю в окно, и с трудом справилась с голосом:
– Я просто пытаюсь облегчить тебе путь к отступлению, если ты не хочешь оставаться.
Он на мгновение коснулся моей руки, погладив большим пальцем ладонь.
– Я с тобой надолго, – сказал он. – И это потому, что ты мне небезразлична. Помни об этом.
Самолет стал постепенно снижаться, мы миновали гранитные пики, и перед нами открылась долина. Среди деревьев показались бело-розовые мраморные дома Бернт-Стенда, величественные, неподвластные времени.
– Я дома, – мрачно объявила я.
Моя рука невольно опустилась в карман, пальцы привычно сжали камень-талисман, подаренный мне Эли.
Даже камень знает, где его родина.
* * *
Осень еще только начала спускаться в долину, но листья кизиловых деревьев, первыми меняющие цвет, уже покраснели. Самолет Соло пробежал несколько метров по дорожке и остановился, окруженный прозрачным воздухом и красно-зеленым лесом. К нам сразу же направился высокий чернокожий мужчина, вышедший из крошечного административного здания. Ему было около сорока, черные волосы коротко острижены, а правую щеку пересекал белый шрам. Темные брюки, рубашка в полоску, кожаная куртка и шелковый галстук – все было выдержано в коричневых тонах под цвет его глаз. Мраморная пыль цеплялась за толстые подошвы рабочих ботинок. У него были широкие ладони каменотеса. Это был Леон Форрест.
– Леон! – Я протянула к нему обе руки и пошла навстречу. – Ну что?
Он крепко сжал мои пальцы.
– Вы же знаете, что ваша бабушка так легко не сдастся. Доктора говорят, что она хорошо справляется. Они называют это сердечным приступом средней тяжести. И с мисс Матильдой все в порядке. Правда, у нее немного нарушена речь, и видит она не слишком хорошо.
У меня отлегло от сердца, глаза защипало от навернувшихся слез. Я повернулась к Соло и представила мужчин друг другу.
– Мистер Форрест, управляющий на каменоломне. Леон, это мистер Соло. Он мой друг и консультант по вопросам безопасности в «Группе Феникс».
Соло смотрел на Леона, и его глаза блестели. Мне показалось, что в них мелькнуло удивление, сменившееся грустью и теплотой. Но я наверняка ошибалась: ведь они никогда раньше не видели друг друга.
Леон, пожимая руку Соло, нахмурился:
– Что-то ваше лицо кажется мне знакомым.
– Рад видеть вас, – спокойно ответил Соло. – Именно так, рад вас видеть. – Он помолчал, на скулах заиграли желваки. – Даже при сложившихся обстоятельствах.
Пока мы все втроем шли к пыльному джипу, я мрачно посмотрела на Леона.
– Что сказала моя бабушка, когда услышала, что я приезжаю?
Леон смущенно посмотрел на меня, потом вздохнул.
– Она сказала мисс Матильде: «Дарл, вероятно, удивлена, что у меня есть сердце».
Послеполуденное солнце отражалось от розового мраморного фасада новой окружной больницы, расположенной на холме к северу от города. Я оставила Леона и Соло в вестибюле, где на стене висели портреты Сван, Матильды и других членов попечительского совета больницы, и направилась к лифту, чтобы подняться на четвертый этаж в кардиологическое отделение. Я прошла мимо таблички, где перечислялись отделения, расположенные на втором этаже, носящем имя моей матери, Джулии Сэмпле Юнион. Несколько лет назад я приезжала в город на церемонию открытия, произнесла речь в честь моей матери и поинтересовалась у Сван, зачем она увековечила память дочери, которую оттолкнула от себя.
