Сачлы - страница 57

«Ревизия!..» — зудело и звенело в его ушах, словно туда заползла уховертка.

Собственно, Худакерем еще не подозревал счетовода в различных махинациях, не имел оснований считать его кулаком или подкулачником, а попросту не мог расстаться с привычной ему и приятной его гордыне воинственностью. Вот почему и сейчас, заглянув в шкаф, он загремел:

— Посмотри, этот матерый кулацкий волк превратил советские деньги в груду ненужных бумажонок!.. Испепелил народную казну!

«И в береженое око вонзается колючка», — вспомнил счетовод пословицу и, заикаясь, объяснил:

— Весь архив был в ужасном состоянии, в подвале валялся, в старых разбитых ящиках!.. Не ведая сна и отдыха, я привел документацию в порядок по годам, подшил по номерам, как и положено.!

«Молодец!» — подумал Сарваров и, отведя грозного Худакерема в сторону, прошептал:

— Клянусь аллахом, страх одолел этого несчастного от твоего крика! Пока не вмешивайся, а я уломаю этого червяка, как надо. Иначе вся ревизия, все наши труды и старания окажутся ни к чему. «И собаку упустим, и веревку потеряем!..»

Мешинов глубоко засунул руки в карманы кожана и, возмущенно посапывая, отошел, дабы наблюдать за ходом ревизии, — так полководец с холма следит за течением победоносной битвы.

— Значит, вы собрали здесь и рассортировали документы за прошлые годы? спросил Сарваров.

— За прошлые годы, — кивнул счетовод. — Что нашел, то и подшил: Как мне понять, что тут творилось до меня?

— Может быть, наиважнейшие документы затерялись?

— Может, и затерялись. Мне-то что!.. Отвечаю лишь за себя. Кроме того, доктор Баладжаев меня заверил…

Но тут глаза Худакерема блеснули до того зловеще, что счетовод прикусил язык, смекнув, что проговорился.

— Советские законы писаны и для докторов, и для счетоводов, — веско заметил Мешинов и приосанился, словно вымолвил какую-то неслыханную мудрость.

— Так я и сохранил архив, чтобы было видно, как здесь соблюдались советские законы, — сказал Валиахад.

— Давай сюда документацию за последние два года, — приказал Сарваров.

Он еще не понимал, для чего назначена ревизия, почему комиссию возглавляет горластый Худакерем, и решил держаться осторожно.

— Вот это дела тридцатого года, это — тридцать первого, это — первой половины текущего тридцать второго, — объяснял он, громоздя на столе папки высокой горою.

Сарваров запер шкаф, продел бечевку в привинченные к дверцам кольца и, залив кончики сургучом, пришлепнул их.

Заглянув в бумаги, Сарваров написал на клочке газеты:

— Четыре тысячи семьсот сорок восемь листов… Так?

— Именно так, я не раз пересчитывал и нумеровал.

В этот момент в компакту торопливо вошел завхоз больницы Али-Иса. Он с утра почуял, что началась ревизия, и решил, что выгоднее явиться самому, чем дожидаться вызова.

— Привет, привет, привет! Добро пожаловать! — раскланялся он и прохаживавшемуся с независимым видом из угла в угол Мешинову, и долговязому ревизору, и на всякий случай Валиахаду…

На него не обратили внимания.

— Мы забираем все эти материалы с собою, — сказал Худакерем, — чтобы рассмотреть их основательно. До копеечки!.. Дотянувшись до Сарварова, завхоз шепнул ему на ухо:

— Уносить документы из учреждения не положено!

— Таково личное распоряжение товарища Субханвердизаде, — пожал плечами ревизор. — Он намерен сам заняться ревизией!

— Конечно, перед лицом такого человека моя шея превращается в волос, любезно улыбнулся Али-Иса. — Я же не возражал, а спрашивал.

«Значит, доктору Баладжаеву пришел каюк? — спросил он себя. — Кончилась его песенка!..»

Но Худакерему не понравилось, что ревизор сослался на приказ председателя исполкома. Ему казалось, что достаточно слова его самого, Мешинова. И не для чего непомерно возвеличивать Субханвердизаде!.. Сейчас речь идет о законности.

— Больше всего на свете я люблю правду, прямоту! — сказал он завхозу и всем присутствующим. — Видимо, потому, что мать родила меня на прямой ровной крыше… Ну ка, выкладывай документы.

— Документы в больнице в наистрожайшем порядке, я закупал больным мясо, цыплят, молоко, мацони, масло, картофель, — зачастил Али-Иса. Незамедлительно принесу!