Выйдя с завхозом из здания райздравотдела, Сарваров искоса оглядел улицу не подслушивают ли прохожие — и возмущенно зашипел:
— Эти документы превратить бы в расплавленный свинец да залить им твою глотку!
— Послушай, за что? — изумился Али-Иса.
— Аферист, пройдоха в потертой папахе! Клянусь, если не отдашь половину того, что числится в квитанциях, выдам тебя на растерзание прокурору!
Без лишних слов Али-Иса похлопал себя по карману:
— Столько не наберется, всего-навсего две тысячи… Сарваров метнул на него подозрительный взгляд.
— В прошлом году ты, гадина, надул меня, но я стерпел, вот сегодня пощады уже не будет.
— Клянусь твоей жизнью!
— Э, поклянись своей… Я выдам тебя Худикерему, а с ним как известно, шутки плохи!
Али-Иса пригорюнился: весь район знал, что Мешинов действительно кристально чист душою, и предлагать ему взятку было бы наивно…
— Мен олюм, почему, ты кладешь хлеб на свои колени, а не в торбу? развязно спросил он ревизора. Топтать сапожищами хлеб-соль как-то неприлично!.. Шариат не позволяет. Может, я тебе еще пригожусь?
— Две и еще две, — решительно потребовал Сарваров. — Сколько лет я тебя щадил!
— Так ведь столько лет ты получал от меня мзду, — безбоязненно возразил Али-Иса.
Приятели еще раз внимательно посмотрели по сторонам и вошли в чайхану, темным коридорчиком проскользнули в горницу для особо почетных гостей.
Появившись впервые после продолжительной болезни не службе, Гашем сразу же кинулся к сейфу, отпер дверцу, выхватил хищным движением дело Абиша Алепеш-оглу. Ему нужно было удостовериться, что не попал впросак, что есть незыблемые основания привлечь секретаря к судебной ответственности за контрреволюционные деяния.
В эту минуту без стука в кабинет ввалился Сарваров с тяжелым мешком за спиною. Шумно отдуваясь, он спросил:
— Куда ж сложить эту ношу?
— Да вот хоть сюда! — Субханвердизаде показал в угол комнаты. — Как, удалось захватить всю документацию?
— Пока еще неизвестно, но мы старались, старались…
— Ну-ка, давай сюда ведомости на зарплату.
— За какой год? Я изъял ведомости за тридцатый, за тридцать первый, за половину нынешнего, тридцать второго. — И, развязав мешок, ревизор вынул несколько папок.
Председатель начал перелистывать страницу за страницей.
— А этот глухарь — весьма дельный счетовод, аккуратно ведет делопроизводство, — признал он, проглядывая вереницы цифр, нанесенных бисерным почерком Валиахада. — Он что же, правая рука доктора Баладжаева?
— Да кто их знает! — Сарваров не собирался сразу открывать карты. Бывает, что и в тихом омуте черти водятся.
Субханвердизаде кивнул то ли в знак согласия, то ли отпуская ревизора и углубился в ведомости.
Минуту спустя Сарваров на цыпочках удалился…
Не оборачиваясь на телефонные звонки, рявкая на лезущих в кабинет посетителей, Гашем с полчаса сосредоточенно работал, выписывал себе в блокнот какие-то заинтересовавшие его цифры.
Вдруг перед его столом вырос седоусый, с коричневыми от загара щеками почтальон.
— Тебе чего? — свел брови Субханвердизаде и уже указал повелительным жестом на дверь, но старик сунул ему под нос извещение и молча вышел.
«Ввиду отказа адресатов получить означенные деньги перевод возвращается по месту отправления».
Гашем дважды прочел эти строки и на мгновение запутался, уже не разбирал, где он находится — под землей или на земле… Оказалось, что испытанные не раз приемчики не помогли, что вышла осечка, что наладить сердечные отношения с первым секретарем райкома и начальником ГПУ не удалось. Пожалуй, он вызвал в них подозрение, ему явно не доверяли! Захлопнув с треском папку, Гашем задумался. «Огонь тушат водой… Солнце расплавляет лед. Стекло режут алмазом… А врага заставляет умолкнуть навсегда лишь сырая могила! Да, да, рано или поздно, а мы столкнемся лицом к лицу…»