В канцелярии он вручил документы черноусому приветливому проректору в военного образца кителе: как видно, недавно демобилизовался из армии.
— Азербайджанец? А из какого далекого горного района!.. Батрак?.. Да, да… А какое образование?
— Умею читать-писать, — Мадат отвечал смущенно.
— А как с арифметикой?
— Ну, арифметику-то я изучил досконально, когда заключал договоры с кулаками!
Проректора эти слова привели в бурный восторг, он вскочил, обнял Мадата и воскликнул:
— Хорошая классовая школа! Такие, брат азербайджанец, нам здесь и требуются!
…«Принят здоров целую Мадат».
Получив телеграмму, Афруз мгновенно же собрала свои нехитрые пожитки и помчалась в Тифлис. Конечно, ее покоробило, что супруге студента Коммунистического университета не предложили райкомовского автомобиля, но лучше уж добраться до станции на попутной арбе, чем дожидаться, когда легковерному Мадату вскружат голову тифлисские красотки…
Однажды утром Мадат еще лежал на тощем тюфячке в просторной комнате общежития и проглядывал свежую газету, как кто-то из студентов крикнул, просунув голову в дверь:
— Эй, Мадат, тебя внизу спрашивают!
«Кто же это может быть? — удивился Мадат, от неожиданности вздрогнув. Видно, секретарь нашего райкома? Ведь он собирался на совещание приехать».
Он еще брюки не успел натянуть, а запыхавшаяся Афруз уже влетела в комнату, гремя подковами ботинок, и, даже не поцеловав вскочившего муженька, напустилась на него с попреками:
— Ай-хай, вероломный!.. Ему и дела нет до безутешной жены. Решил избавиться от меня? Забыл все клятвы и обещания мену, лелеять, на руках носить, пушинки сдувать?.. Уж нашел, видно здесь какую-нибудь разбитную бабешку?
Как он ее ни упрашивал вернуться домой, Афруз заупрямилась, как говорится, сунула обе ноги в один башмак… И немедленно отправилась к ректору, строго заявила, что не может оставить мужа в чужом городе.
Ректор вызвал в себе проректора, коменданта, завхоза, секретаря парткома, председателя месткома, — совещались свыше часа и пришли к выводу, что уломать Афруз-баджи решительно невозможно, придется поставить дощатую перегородку в одной из комнат общежития, устроить Мадату хоть и полутемный, но свой уголок.
Первая победа вскружила голову Афруз-баджи, и она знакомилась с Тифлисом проворно и властно, вовсе не так, как застенчивая Шахсенем. Подхватив Мадата под руку, она потащила его на гору Святого Давида и, взвизгнув, заглянула в бездонное ущелье, куда бросились, обнявшись, пришедший из Аравии шейх Санан и его возлюбленная грузинка Хумар. Словом, Афруз-баджи чувствовала себя в чужом городе уверенно…
Когда Мадат перешел на второй курс, узкую комнатку общежития огласил ликующий вопль первенца Мамиша.
Однако сразу же после родов Афруз-баджи принялась требовать, чтобы Мадат бросил учиться и возвратился в горы.
— Чего ты затеяла, ай, Афруз! — возмущался Мадат. — Сама же называла Тифлис самым красивым городом на свете.
— У каждой птицы свое гнездо, — возражала жена. — Тифлис прекрасен, а горный городок слаще!
— Но мне еще надо полтора года учиться.
— А кем ты станешь, получив диплом?
— Партийным пропагандистом. Инструктором райкома партии.
— Это что самая высшая должность в районе? — с кислой миной спросила Афруз.
— Ну, почему же самая высшая!.. Могут назначить и завотделом агитации и пропаганды.
— А… секретарем райкома?
— Если стану хорошо работать, докажу принципиальное, выдержку, завоюю авторитет, ну и…
Афруз-баджи так и впилась огненными очами в мужа.
— Значит, ты обязательно будешь секретарем райкома? Гм… Значит, не зря таскался по горным тропам в старых крючковатых чарыках, с сумкой на ремне? Гм…
