— Вот, это вам…
Аробщик небрежно взял деньги, сунул их в карман, вздохнул:
— Спасибо, племянничек, да наградит тебя аллах. Значит, на ячмень у нас деньги есть…
Он попросил Ризвана сойти с фургона, разостлал поверх бочек попону, пригласил:
— Вот теперь садись, теперь тебе будет мягко, племянничек! — И похвастался: — Куда там машина!.. Неделю тому назад вон с той горы сорвался грузовик, сейчас сам увидишь… До сих пор там валяются его обломки… Машина — вещь ненадежная. То колесо ломается, то дифер… А вот мой фургон — одно удовольствие! Захочет твоя душа ты сойдешь, увидишь родник — напьешься, увидел речку — купайся… Едешь себе и любуешься горами, холмами. А фургона не будет — не будет тебе ни счастья, ни удачи. Недавно говорили, будто там, наверху, в правительстве, есть такая мысль — раз и навсегда упразднить все эти машины, ибо от них больше убытка, чем прибыли. Да разве годятся эти машины под груз?! Особенно в наших горах. В больших городах, таких, как Баку, Шеки, Москва, там машины нужны. Вот еще про Америку рассказывают… Рассказывают, там арбами пользуются вовсю. Вначале, говорят, и там хотели упразднить арбу. Да аробщики взбунтовались, не позволим, говорят! Видят наверху, дело приняло серьезный оборот, снова разрешили арбу. Говорят: «Мы тоже сторонники арбы!» Во как!..
Болтая таким образом, аробщик вновь забрался на свой овчинный полушубок, с которым не расставался ни летом, ни зимой: так, на всякий случай. Глянул по сторонам, тряхнул вожжами, взмахнул кнутом:
— Но-о-о!.. Но-о-о!.. А ну, лошгдушки!.. А ну, резвые!.. Давай, давай!.. Шевели ногами!..
Шоссе поворачивало вправо. Отсюда хорошо был виден весь городок. Не знал Ризван, что в этот момент Рухсара стоит во дворе больницы, не спуская глаз с удаляющегося фургона. Вот начался подъем, сейчас будет поворот — и фургон скроется с ее глаз. И вот скрылся — уехал Ризван!
Рухсара достала из карманчика своей темной блузки мокрый от слез платок, прижала к глазам.
Окруженное дубовым лесом, селение Чайарасы приютилось на плоской вершине крутобокой горы. Плывущие в небе облака срезали на ходу головы великанов деревьев.
Внизу, по ущелью, протекала бурная река, берущая начало высоко в горах, у самых ледников. По пути она вбирала в себя воды многих родников и речушек, набирала силу, скорость, меняла нрав, становилась злой, свирепой и все глубже и глубже вгрызалась в землю.
В реке обитали выдры. В лесах было немало черных медведей, волков и других хищных зверей. В непролазной чаще вили гнезда большие белые коршуны.
Из земли било множество минеральных источников.
В окрестных лесах водились дикие пчелы. В период их роения сельчане ходили по лесу и, найдя дупло с сотами, пудами уносили домой душистый дикий мед.
Выше, в горах, где не было лесов, простирались необъятные пастбища, на которых большую часть года паслись стада овец, коровы и буйволы жителей Чайарасы.
Поля для посевов находились рядом с деревней, на отвоеванных у леса, с помощью огня и корчевания, участках.
Из поколения в поколение чайарасинцы жили в землянках и глинобитных хижинах. Лишь в последние годы здесь начали строить одноэтажные каменные дома с балконами на деревянных подпорках. Глухая деревня стала менять свой облик.
Через деревню провели арык, берущий начало из мощного родникового источника в горе, повыше деревни. Благодаря воде стало возможным выращивать фруктовые деревья, овощи в огородах.
Дом Ярмамеда, одноэтажный, в два окна, находился в нижней части деревни, среди скал. Рядом с домом стояло несколько ульев. Прежде Ярмамед жил в отцовской землянке. Этот дом он построил совсем недавно. Балкон еще не был покрыт. От дома вниз вела тропка, которая упиралась в скалу, уходящую вертикально вверх. Ночью, стоя здесь, можно было слышать голоса хищных зверей.
Эти дикие, глухие места издавна служили приютом для тех, кому нужно было укрыться от людских глаз и властей. Здесь конокрады прятали украденных у кочевников-скотоводов лошадей.
Несколько лет назад в этих лесах скрывались те, кто не хотел идти в колхозы. Тут они считали себя в полной безопасности.
