— Ах, Гашем, Гашем!..
Сердце Субханвердизаде обмерло. Он испугался, что Дагбашев сейчас покается, расскажет всю правду. Встал, положил руку на лоб прокурора, начал слегка массировать его, другой рукой незаметно сжал горло Дагбашева, нагнулся к его уху, зашептал:
— Опомнись… Опомнись, болван… Думаешь, выиграешь?.. Думаешь, выиграешь?.. Сукин сын… — Он поднял голову, взглянул на Хангельдиева, громко сказал: — Враги пытаются перестрелять нас по одному отравленными пулями, хотят уничтожить нас всех!.. Можно ли ждать, можно ли бездействовать?! Сейчас не время скорбеть, не время проливать слезы!.. — Он вдруг бросился к Ярмамеду, схватил его за ворот рубахи, пронзительно закричал с издевкой в голосе: — Так откуда, говоришь, стреляли?
— Оттуда, из окна, — ответил Ярмамед как ни в чем не бывало и отвел руку Субханвердизаде.
— Кто стрелял оттуда?!
— Враг!.. Мой враг!.. Мой наипервейший кровник!.. Я ведь все рассказал вам!..
Субханвердизаде презрительно усмехнулся:
— Говори, ты стрелял, кулак?.. Лучше сознавайся!.. Мы все знаем, нам все известно!..
— Мне не в чем сознаваться…
Субханвердизаде с минуту пристально смотрел в глаза Ярмамеда:
— А если это ты?! Ведь ты настоящий бандит!.. Посмотрите на него, товарищи!.. Разве он не похож на бандита?! Громила!.. Бандит!.. Убийца!..
— Я?!
— Да, ты!..
Ярмамед бросился к своей винтовке, которая стояла в углу. Закричал:
— Я — бандит?! Я — бандит?! Я — убийца?! Да я сейчас!.. Эту винтовку мне дали в ГПУ!..
Гашем Субханвердизаде моментально выхватил из кобуры наган, картинно вскинул руку, прицелился в голову Ярмамеда, приказал:
— Стой, бандит, ни с места!.. Не шевелись!.. Ах ты, убийца, прирожденный бандит!.. Ах ты, классовый враг!.. Не шевелись! Или…
Хангельдиев тоже выхватил револьвер, приставил к виску Ярмамеда, сказал:
— Ты, вражина, не шевелись, говорят тебе!.. Руки вверх!.. Подними руки!..
— Заманов был моим гостем! — воскликнул Ярмамед. — Или вы не знаете нашего обычая?!
Люди во дворе зашумели. Гейчек начала царапать ногтями свое лицо, завопила:
— Люди!.. Они хотят свалить эту кровь на Ярмамеда!.. Спаси нас аллах! Это клевета!.. Это клевета!..
Кто-то в толпе захихикал. Раздались голоса:
— Эта яловая кобылица за одну ночь принесла в жертву дьяволу двух мужчин.
— И это еще не все… Из-за нее прольется еще много крови! Она дьявольское отродье!
— Уже есть — двое из сорока. А тридцать восемь еще впереди! Она — не женщина!.. Она — кровь!..
Тем временем Хангельдиев обыскал Ярмамеда, приказал своим милиционерам:
— Уведите арестованного.
Ярмамед начал буйствовать. Пять человек едва справились с ним. Связали ему руки.
Субханвердизаде распорядился:
— Возьмите его винтовку. Вон стоит, в углу… Вещественное доказательство…
Заманов простонал:
— Отпустите его… Отпустите его… Он ни в чем не виноват… Он не враг… Враг другой… отпустите Ярмамеда…
Субханвердизаде, стараясь заглушить его голос, приказал Дагбашеву:
— Это надо оформить!.. Тебе все-таки придется провести следствие. — Он сделал шаг к постели Заманова, нагнулся, произнес ласково: — Дорогой Сейфулла, дружище. Успокойся, мы схватили преступника… Ты слышишь, дорогой товарищ?..
— Он ни в чем не виноват… — Заманов начал бредить: — Товарищ Демиров!.. Пусть партия разберется!.. Субханвердизаде громко твердил:
— Не беспокойся, не беспокойся, дорогой!.. Мы схватили преступника!.. — Он посмотрел на Хангельдиева, добавил: — Ты слышишь, товарищ начальник? Он благодарит нас, говорит, что мы правильно отгадали, кто преступник…
Люди в комнате посторонились, дали дорогу фельдшеру. Субханвердизаде, подойдя к старику, кивнул на Дагбашева:
— Сначала оживите мне вот этого молодца, джигита, сына гор… Ему плохо… Кровь увидел… Есть у вас что-нибудь успокаивающее, скажем, бром?
— Есть и бром, — ответил фельдшер, порылся в сумке, достал оттуда пузырек с темной жидкостью, протянул Субханвер-дизаде: — Вот, пусть выпьет одну столовую ложку.
Старик, подойдя к раненому, откинул одеяло. Все увидели, что кровь, просочившись сквозь тюфяк, капает на пол. Рыжебородый фельдшер, недовольно ворча, принялся срезать ножницами тряпки, которыми была перевязана грудь Заманова, и кидать их на пол. В лице Заманова не было ни кровинки. Он лежал с закрытыми глазами, несвязно бормотал:
